Дедушка Киев
1
В шевченковские дни 1914-го стояла прекрасная погода. В Киеве было тепло и солнечно. В марте разливался Днепр. «Стоило только выйти из города на Владимирскую горку, и тотчас перед глазами распахивалось голубоватое море, – вспоминал Константин Паустовский. – Но, кроме разлива Днепра, в Киеве начинался и другой разлив – солнечного сияния, свежести, теплого и душистого ветра. На Бибиковском бульваре распускались клейкие пирамидальные тополя. Они наполняли окрестные улицы запахом ладана. Каштаны выбрасывали первые листья – прозрачные, измятые, покрытые рыжеватым пухом»
[63].
В XVIII веке Киев был приграничной крепостью. Начало XIX века встретил польско-еврейско-малороссийским местечком, которое гордо хранило традиции архаичного магдебургского права.
Меняться Киев начал при императоре Николае I, когда за благоустройство города взялись гражданский губернатор Иван Иванович Фундуклей и военный губернатор Дмитрий Гаврилович Бибиков. Прежде всего срыли оборонительные валы, давно потерявшие свое значение. На их месте появились новые улицы – Владимирская, Михайловская, Житомирская, Бульварно-Кудрявская. Сквозь еще не разрушенный земляной вал одной из первых прорезали улицу, соединившую Большую Владимирскую с Крещатиком. И хотя официально она называлась сначала Мартыновской, а потом Васильчиковской (в честь еще одного генерал-губернатора, что продолжил дело Бибикова и Фундуклея), но в народе эту улицу назвали Прорезной. Название прижилось настолько, что попало даже на вполне официальные карты города. Крещатик из винокуренной слободы стал главной улицей города, которую начали застраивать красивыми трех-четырехэтажными зданиями. Александровская улица соединила Печерскую крепость с Подолом. На Театральной площади открыли первый в городе фонтан. Он не только украшал Киев, но и служил резервуаром воды для городских пожарных. К началу XX века центр города замостили камнем.
Еще при Бибикове через Днепр решили перекинуть каменный мост и пригласили для этой цели лучших в Европе специалистов – британцев. Проект величественного моста в стиле английской готики разработал Чарлз Виньоль, цепи и металлические балки для моста заказали в Бирмингеме. Николаевский цепной мост длиной 776 метров и шириной 16 метров (семь с половиной саженей) был одним из крупнейших в Европе того времени.
На улицах появились омнибусы, их сменила городская конка, по Крещатику ходил паровой трамвай, который, впрочем, не оправдал надежд: слишком медленный и не приспособлен к холмистому рельефу города. В 1892 году в Киеве пустили первый в России и второй в Европе электрический трамвай. А к 1914 году в городе было уже двадцать общегородских трамвайных линий, не считая еще нескольких частных на окраинах города: в Демиевке, на Брест-Литовском шоссе, в левобережной Дарнице. Мало того, городские власти накануне мировой войны решили открыть и автобусное сообщение, для чего закупили девять новых машин. Но этот вид транспорта себя не оправдал – за год все автобусы вышли из строя. Зато успешно действовала другая техническая новинка – бензотрамвай. Одна линия проходила по цепному мосту, соединяя Киев с левобережным предместьем. Другая шла по Русановскому мосту в еще одно левобережное предместье – Дарницу.
Город освещали несколько тысяч керосиновых и газовых фонарей. С газовой компанией городская дума заключила контракт на пятьдесят лет, но недооценила стремительность технического прогресса. В начале XX века газовые фонари морально устарели, ведь появились фонари электрические. Пришлось найти такой выход: до двенадцати ночи центр города освещали электрические фонари, с двенадцати до двух часов – газовые. На окраинах доживали свой век две с половиной тысячи керосиновых фонарей.
В начале XX века дома строили уже в шесть или семь этажей. В новых домах были канализация и водопровод, причем воду брали из артезианских скважин, а не из Днепра. Поэтому Киев избавился от эпидемий холеры намного раньше, чем Санкт-Петербург, снабжавшийся невской водой, отнюдь не кристально чистой.
Железная дорога Лозовая—Полтава—Киев связала город с Донбассом, Киев—Коростень—Ковель – с Волынью. На Подоле построили новую киевскую гавань, названную в честь Николая II. Появлялись современные предприятия: машиностроительные и механические заводы, кирпичные, мукомольные, пивоваренные, табачные заводы и фабрики, кондитерская фабрика, сахарорафинадный завод в Демиевке, – но почти все сравнительно небольшие. Киев, в отличие от, скажем, Юзовки или Макеевки, был не столько промышленным, сколько торговым, финансовым, университетским городом. К 1917 году население Киева достигло полумиллиона.
2
Перед мировой войной Киев был благоустроенным, богатым и веселым городом. В летних кафе подавали кофе с мороженым, в знаменитой кондитерской Балабухи торговали дорогими конфетами и сухим киевским вареньем (род цукатов), что славилось тогда по всей России: «В коробке лежала конфета, похожая на розу, она пахла духами»
[64], – писал Илья Эренбург. К тому же Киев был городом университетским, хотя атмосфера прекрасного, полного соблазнов города вряд ли способствовала академическим успехам: «…некогда было учиться – все гуляли… Ходили в театр, “Фауста” слушали раз десять, <…> часто заходили в кафе на углу Фундуклеевской», – вспоминала Татьяна Лаппа, первая жена Михаила Булгакова
[65].
Люди победнее покупали в «маленьких грязных лавочках» французские булки, халву и конфеты. Александр Вертинский вспоминал, как покупал их в одной из лавок на всё той же Фундуклеевской. Хозяин лавки, глубоко верующий старик, старообрядец, держал там множество лампад, которые то и дело гасли. Он заправлял их «новыми фитильками, а потом, отерев руки о фартук, отпускал покупателям товар»
[66]. Поэтому еда в этой лавке пахла лампадным маслом, да еще и керосином. Но ничего, покупали и ели. В Киеве жили сытно. Умереть с голоду там было почти невозможно, благо Киево-Печерская лавра бесплатно кормила всех желающих постным борщом и черным хлебом: «А за три копейки можно было купить пирог. Большой пирог! <…> Что за дивный вкус был у пирогов! Одни были с горохом, с кислой капустой, другие – с грибами, с кашей, душистые, теплые, на родном подсолнечном масле. <…> Одного такого пирога было достаточно, чтобы утолить любой голод»
[67].
По численности населения Киев занимал пятое место, уступая Петербургу, Москве, Варшаве и Одессе, а вот по площади – третье (после Петербурга и Москвы). Огромные пространства занимали парки, скверы, сады – Пушкинский сад (59 десятин), Ботанический (25 десятин), сады на берегу Днепра (45 десятин) и еще многие: «Я знал каждый уголок огромного Ботанического сада, с его оврагами, прудом и густой тенью столетних липовых аллей, – вспоминал Константин Паустовский. – Но больше всего я любил Мариинский парк в Липках около дворца. Он нависал над Днепром. Стены лиловой и белой сирени высотой в три человеческих роста звенели и качались от множества пчел. Среди лужаек били фонтаны.
