Украинское контрнаступление возглавил Александр Жуковский, который с этого дня исполнял обязанности военного министра (вместо явно неспособного Порша). Жуковский – украинец с Подолья, полковник Русской армии, награжденный георгиевским оружием, собрал отряд из офицеров Военного министерства (полковников, капитанов, штабс-капитанов, поручиков еще Русской армии) и нескольких вольных казаков. Опытные в военном деле офицеры быстро разгромили красногвардейцев на подступах к «Праге», внезапной штыковой атакой выбили большевиков из сквера, пулеметчиков забросали гранатами. «Прага» была окружена, но не сдавалась. «Гарнизоном» этого отеля руководил какой-то юнкер-еврей из Константиновского военного училища. Тем временем на помощь офицерам и вольным казакам пришли сечевые стрельцы, которые с боем взяли здание милиции и начали вытеснять большевиков из центральных кварталов Киева. Прибыл броневик, вооруженный пушкой, но красногвардейцы его подбили.
План атаки составил полковник Алексей Астафьев
[805]. Около 17:00, в январских сумерках, войска Рады приступили к общему штурму «Праги». Пулеметы офицерского отряда без передышки вели огонь по зданию. Жуковский бросил гранату в главный вход отеля, сечевые стрельцы ворвались в вестибюль, перебив оборонявших вход красногвардейцев. Четырнадцать красногвардейцев забаррикадировались в одном из номеров, но украинец Новицкий разрушил их импровизированное укрепление двумя гранатами. Наконец украинцы добрались до террасы ресторана: «…началась паника. Обслуга (пулеметов. – С.Б.) разбегалась, как мыши, во все стороны. Еще минута, и большевики полетели, как жабы, с десятого этажа (на самом деле с шестого. – С.Б.)», – вспоминал Михайло Еремиев
[806].
На следующий день силы Рады прибыли – подошел полк имени Гордиенко, разгромивший демиевских красногвардейцев. Теперь перевес был на стороне украинцев, однако упорные бои продолжались весь день 17 января. Подольские красногвардейцы нанесли неожиданный удар: около сотни большевиков пробились через Александровскую улицу на Крещатик, спустились вниз до Прорезной и Фундуклеевской и таким образом попытались пробиться к зданию Рады с северо-востока. По Прорезной они дошли до Большой Владимирской. Николай Полетика утверждал, что сам видел, как на Бибиковском бульваре «повстанцы деловито расстреливали украинских сечевых стрельцов»
[807].
Только введенный в бой Гордиенковский полк спас положение. Большая Владимирская от перекрестка с Прорезной и до самой Софийской площади покрылась трупами. Большевики снова оказались окружены и с трудом пробились на Подол. Силы подольских большевиков были уже на исходе, и тогда они попытались привлечь на свою сторону ту часть полка Сагайдачного, что еще не участвовала в уличных боях. Этот полк был расквартирован как раз на Подоле, один из его куреней сражался за «Арсенал», а несколько десятков солдат уже воевали на стороне подольской красной гвардии. Около 200 человек поддались агитации и присоединились к повстанцам, но три четверти вели себя так же, как известный нам шевченковский полк: сидели в своих казармах, ели реквизированное у мирного населения сало и ждали, чья возьмет.
Тем не менее 18 января подольские большевики штурмом взяли здание киевской семинарии (ее обороняли сечевые стрельцы), захватив в качестве трофея пулемет. Однако о наступлении на Раду уже и речи не было. Теперь большевики с трудом удерживали фронт против стрельцов, к которым еще подошло подкрепление – солдаты полка имени Полуботка, которые только что расправились с красногвардейцами Шулявки. На сторону Рады перешел и самокатный батальон
[808], он готовился утром ударить на подольских большевиков. Но на стороне большевиков сражался отряд австрийских минометчиков. Это были настоящие наемники, которым платили «за работу» по 100 рублей золотом в день
[809]. Дело свое австрийцы знали. Они ночью обстреляли позиции самокатчиков, да так удачно, что те решили вернуться в свои казармы. Проще говоря, бежали, дезертировали.
Однако судьбу Подола это не изменило. Утром 19 января сечевые стрельцы тремя колоннами – по Андреевскому спуску, по Вознесенскому спуску и по Александровской улице – прорвались на Подол и атаковали фабрику Матиссона, где находился штаб большевиков. Красные сражались упорно, но сечевики превосходили их более чем втрое. Минометы были захвачены, австрийцы разбежались. Ранние зимние сумерки спасли остатки большевистского отряда от полного уничтожения. К концу дня в строю осталось около пятидесяти красногвардейцев, которые отошли к старому Щекавицкому кладбищу. У них не было гранат, заканчивались патроны. Как пережили они январскую ночь? На что надеялись? О чем думали? На следующее утро их забросают гранатами, добьют штыками
[810]. Галицкие сечевые стрельцы «блистательно разбили большевиков на Щекавице»
[811], – писал про эту расправу над почти безоружными Дмитрий Дорошенко. Так закончилось восстание на Подоле.
Между тем подольские красногвардейцы проявили не только мужество, но и немалое воинское искусство. Именно они, а не железнодорожники и не арсенальцы едва не взяли штурмом здание Центральной рады, вызвали панику в центре Киева и нанесли большой урон сечевым стрельцам – одной из самых боеспособных и дисциплинированных украинских частей. Сечевые стрельцы были настолько «обескровлены, что не могли принять участие в новых боях»
[812]. Из 350 штыков осталось в строю 180
[813].
Из 250 подольских повстанцев почти все погибли. А вот многие командиры уцелели. Среди выживших – Георгий Ливер (он погибнет уже весной 1918-го, в боях с немцами), товарищ Цимберг, Алексей Сивцов (он переживет Гражданскую войну и даже оставит мемуары «Киевская красная гвардия в борьбе за власть Советов»).
Историческая память не всегда справедлива. Героическая борьба подольских повстанцев оказалась в тени сражения за «Арсенал». Тема эта вовсе не была запрещенной. Издавали же мемуары Алексея Сивцова, при случае подольских красногвардейцев упоминали. Но их именами не называли морские корабли, о них не снимали фильмы, даже памятник долго не могли поставить.
