Только в 1987 году в память о повстанцах Подола установили мемориальную доску, но почему-то не на бывшем здании фабрики Матиссона (хотя оно сохранилось, в 1987-м там размещалось ПТУ), а на совсем другом доме. Правда, времена уже изменились, напоминание о «красных героях» вызывало усмешку. На доске были изображены шестеро членов революционного комитета (штаба) Подола, и киевляне прозвали мемориальную доску «Заседанием клуба знатоков» (из популярной игры «Что? Где? Когда?») и даже «Клубом анонимных алкоголиков». Несколько лет назад, в разгар борьбы за «декоммунизацию» Украины, мемориальную доску и вовсе демонтировали. На месте гибели последних красногвардейцев сейчас стоит крест, посвященный… сечевым стрельцам.
«Арсенал» сражается и капитулирует
1
Мищенко и другие члены ревкома с первого же дня сели в осаду, думая больше об обороне. Самая сильная группировка большевиков вела себя сравнительно пассивно до 18 января, хотя могла бы 16-го или 17-го начать наступление, которое войскам Центральной рады отразить было бы просто нечем. Арсенальцы лишь вели перестрелку с вольными казаками, которая всё больше усиливалась. С левого берега Днепра, со станции Дарница, вела по «Арсеналу» огонь тяжелая гаубица: «Красноватая вспышка далекого орудия (верст около 6 по звуку) – и через некоторое время яркая звезда разрыва снаряда, на расстоянии двух верст по звуку: жуткая, незабываемая картина!»
[814] – писал Николай Могилянский. Правда, он ошибочно принял эту гаубицу за большевистскую.
18 января украинцы устроили на станции Киев-II Товарный батарею из трех тяжелых орудий и тоже открыли огонь по заводу. «Арсенал» отвечал огнем четырех своих трехдюймовых пушек. Арсенальцы сделали вылазку, но были отбиты ружейно-пулеметным огнем вольных казаков, богдановцев
[815], богунцев
[816], гордиенковцев. В свою очередь, красногвардейцы отбили атаку на «Арсенал».
Ночью небольшой отряд арсенальцев сделал еще одну вылазку, захватив водопровод и электростанцию. Большевики оставили город без воды и без электричества. Зачем они это сделали, до сих пор непонятно. Очевидно, хотели так наказать буржуазию. Пусть, мол, посидят еще живые купцы, промышленники, адвокаты, профессора без воды, без теплых клозетов, пусть помучаются в своих благоустроенных квартирах на Фундуклеевской, на Прорезной, на Владимирской, на Софийской.
Киев остался не только без воды и света, но и без газет, единственного доступного тогда источника информации, если не считать базарные сплетни. В Киеве продолжалась всеобщая стачка. Не ходили трамваи. Хлеб выпекался только для повстанцев под контролем стачечного комитета. «Буржуазия почувствовала в эти дни, что пролетариат – единственный творец и двигатель жизни»
[817], – вспоминал большевик Г.Гунько.
«На улицу, поливаемую свинцовым дождем пуль и обсыпаемую осколками снарядов, кусками камней и кирпича, казалось, нельзя было показать носа, а между тем жизнь требовала сношений с другими, надо было выходить за провизией, водой, свечами: ни водопровод, ни электрическая станция не действовали»
[818], – писал в своих мемуарах генерал Мустафин.
Бандиты грабили лавки и магазины. На улицах лежали трупы людей и лошадей, их некому было убирать. Однако и в разгар боев жизнь в городе брала свое. Некий еврей по фамилии Лазарев «даже в самые опасные моменты борьбы за Киев, когда всюду шла жестокая борьба и улицы обсыпали шрапнелями», «умел, ловко избегая опасности, проникнуть в городские склады и доставать муку, сахар». Этими товарами он торговал в своей лавке, получившей «заслуженную известность»
[819].
Тем временем отряд матросов-украинцев с Черноморского флота выбил большевиков с водопроводной станции и электростанции, киевляне снова получили свет и воду. Украинцы начинали брать верх.
19 января на разных концах города сражались железнодорожные мастерские и «Арсенал». Железнодорожники сумели только разоружить часть нейтрального полка имени Грушевского (он просто разбежался) и две сотни кадетов – ночью напали на училище и вытряхнули из постелей детей четырнадцати-пятнадцати лет
[820]. Сами железнодорожники хвастались, будто обезоружили 1500 юнкеров, хотя с юнкерами в бою еще не встречались. А вот на «Арсенале» весь день шел ожесточенный бой. Красногвардейцы снова и снова отбивали атаки украинских республиканских войск. Завод был полностью окружен, на чердаках соседних домов засели украинские стрелки, вели беспрерывный огонь по заводу. С Московской улицы украинские броневики поливали красных пулеметным огнем. Но «Арсенал» еще держался крепко.
Из воспоминаний красногвардейца Е.Чайковского: «Утром 19 января вражеская артиллерия вновь открыла огонь. Арсенальцы ответили залпом из пушек. За баррикадами залегли дружинники. Артиллерийский огонь продолжался. Взрывались снаряды, фонтаны мерзлой земли, обломки досок, бревен поднимались вверх. Безлюдная улица, идущая вдоль баррикад, вдруг ожила. Из-за заснеженных деревьев парка показались вражеские шеренги.
На баррикадах прозвучала команда:
– Огонь!
Грохнули залпы, застрочили пулеметы. Враг залег и начал отстреливаться. Несколько раз подымались петлюровцы и бросались вперед, но арсенальцы огнем прижимали их к земле. Наконец петлюровцы не выдержали и побежали назад. Десятки трупов остались на мостовой…»
[821]
Чайковский ошибся, это были еще не петлюровцы. Петлюровцы только пробивались в Киев. Мосты контролировались большевиками, поэтому Петлюра со своими гайдамаками должен был сначала захватить хотя бы один мост. Он повел своих бойцов на Николаевский цепной, самый близкий к «Арсеналу». Мост обороняли 60 красногвардейцев и броневик, который выехал на середину моста и поливал гайдамаков пулеметным огнем. Петлюра велел выкатить против него пушку. Судя по описаниям, это было не трехдюймовое орудие, а 42-линейная (калибр 107 мм) полевая тяжелая пушка. Петлюровские артиллеристы расстреляли красногвардейский броневик прямой наводкой. Петлюра и Волох подняли гайдамаков и сечевых стрельцов в атаку и захватили мост.
