При всей стереотипности образов России, присутствовавших у Дэшвуда, автор всегда указывает первоисточники. Но гораздо важнее то обстоятельство, что он специально оговаривает случаи, когда этого сделать не может. Он честно признаётся, что не смог выяснить вопроса о финансах. Его заключение об акцизах ещё красноречивее. «Поскольку я не имею ни малейшего понятия об этой сфере русской политики, – признавался Дэшвуд, – то вынужден данную тему оставить, пусть её обсуждают более осведомлённые люди»
666.
В дневнике Дэшвуда присутствует также мотив, проявляющийся на протяжении всего его путешествия. Речь идёт о «смешении стилей», часто отмечаемых путешественниками второй половины XVIII в. Другой британский путешественник в Россию У. Кокс (1748 – 1828) негодовал: «Издалека все эти шпили и купола, скрывающие окружавшие их лачуги, заставляют незнакомого с этой страной путешественника ожидать появления большого города; вместо этого он встретит лишь кучку деревянных хижин»
667. Подобного рода замечания во множестве рассыпаны и в сочинении Дэшвуда.
Англичанин не разделяет оптимизма по поводу европеизации страны. Нагляднее всего это проявляется, по его мнению, на примере русского православия, к которому Дэшвуд относится сдержанно – высокомерно. Религию русских он находит чем – то экзотическим: «У русских в церквах множество религиозных жестикуляций и обрядов, и у священников… очень красивые одеяния»
668. Дэшвуд повествует о строительстве Александро – Невского монастыря, предназначенного царём – реформатором для офицеров – инвалидов, но в дальнейшем занятого монахами. Здесь проявляется отношение к реформам в целом: «Вероятно, – признает путешественник, – что до завершения строительства этого здания смена монарха может повлечь за собой другие планы в пользу церкви и полностью уничтожить проект Петра Первого»
669.
Помимо перечисленного, дневник содержит сведения о путешествии Дэшвуда в Петергоф, о его присутствии на похоронах герцогини Екатерины Иоанновны Мекленбургской, сестры императрицы. Завершает автор своё повествование общими сведениями о России: её территории, населении, царской семье
670.
Насколько типичным можно считать произведение подобного рода? Для ответа на этот вопрос следует обратиться к аналогичным сочинениям современников. Годом позднее (1734 г.) в Петербург прибыла Э. Джастис, работавшая няней у английского купца. В своём «Путешествии в Россию», опубликованном в 1739 г., она схожим образом описывала Кронштадт, Петергоф, Ораниенбаум и центральный район Санкт – Петербурга, а также упоминала о своём знакомстве с Т. Гордоном и Кл. Рондо. После рассказа о дворе и императрице Элизабет переходит к общественному строю и нравам русских людей (пища и одежда, средства передвижения, дворцовая служба). Она отмечает такие местные особенности как религиозное суеверие, пьянство, суровость наказаний; упоминает и о крепостничестве
671. Записки другой дамы, побывавшей в российской столице в 1731 – 1739 гг. – жены упомянутого м – ра Рондо – выдержаны в том же духе. Они были изданы в 1775 г. под названием «Письма леди, проживавшей несколько лет в России, своей приятельнице в Англию». Помимо описания двора и характеристик политических деятелей, леди Рондо даёт очерки местных нравов и отмечает униженное положение народа
672.
Нетрудно заметить, что запискам британцев о России (Петербурге), посетивших страну в 1730 – 40 – е гг., присущ ряд общих черт. Прежде всего, их роднит: способ изложения, типичный набор сведений о России и её жителях, отсутствие каких – либо обобщений о стране и народе в целом. Дневник Дэшвуда, на наш взгляд, следует анализировать с учётом этих мотивов.
В произведении план как таковой отсутствует. Мысль автора перескакивает с рассказа об армии (где часть информации представлена в виде таблицы) к красочным сюжетам о русской вере, разбойниках и казнях. Без какого – либо логического перехода автор вставляет сюжет о похоронах Екатерины Иоанновны. Но нужно отметить, что «русский дневник» симметрично открывается и замыкается Кронштадтом как местом прибытия и отбытия путешественника. Сама же структура произведения соотносится с его передвижением в следующей последовательности: Кронштадт – центр Петербурга – пригороды (либо другие города) – Кронштадт. Различные сюжеты появляются в рассказе по мере того, как описание маршрута приближается к связанным с ними местами. К примеру, рассказ о российском флоте у Дэшвуда присутствует в начале текста, где говорится о прибытии в крепость – порт Кронштадт
673. Подобная структура изложения характерна для всех упомянутых путешественников.
Примечательны также их указания на встречи с соотечественниками, среди которых встречаются одни и те же имена: Т. Гордон, Т. Сандерс, Кл. Рондо. Европеизированный Петербург являлся для англичан « воротами » в Россию, тогда как «воротами » в Петербург была для них колония англичан, существовавшая там со времени основания города. Интересно, что пушкинская метафора северной столицы как «окна в Европу» восходит к упомянутому выше лорду Балтимору – другу Дэшвуда, совершившего поездку в Россию под влиянием последнего
674.
Сложно сказать, походила ли поездка Дэшвуда в Россию на прочие его путешествия. Конечно, сообщения Х. Уолпола о том, как на маскарад в Санкт – Петербурге Дэшвуд оделся Карлом XII шведским и даже соблазнил царицу Анну Иоанновну, невозможно принимать всерьёз. Но нельзя и забывать о существовании в английской диаспоре в Петербурге клубов, вроде основанного Петром I «Пьяного монастыря»
675.
В «Дневнике…» баронета Ф. Дэшвуда заметен отстранённый характер повествования, поскольку его поездка не была связана с политическими или профессиональными целями. « …Для любознательного человека, желающего поглядеть на Петербург, – рассуждает Дэшвуд, – куда как неплохо побывать там недели три или месяц, но, удовлетворив любознательность, полагаю, понаслаждаться лучше можно было бы в более южном климате»
676.
