Требование прекратить войну, которая стала обременительной не только для землевладельцев, страдавших от высоких налогов, но и для мелких торговцев, ремесленников, сделалось популярным в стране в те годы. Посему позиция Сент –Джона как самого активного борца в защиту заключения мира с Францией нашла поддержку в парламенте. Свифт писал: Сент –Джон «без сомнения, величайший коммонер Англии и верховодит всем парламентом, который без него не может и шагу ступить… В один прекрасный день он станет во главе всех дел»
465. Летом 1712 г. королева Анна пожаловала Сент – Джону титул виконта Болингброка. Между тем он надеялся получить, как и Роберт Харли, высший титул графа, а потому свое производство в виконты расценил как личное оскорбление. «Меня протащили в палату лордов таким образом, чтобы мое повышение выглядело скорее наказанием, нежели наградой», – сетовал новоиспеченный лорд Болингброк в письме к сэру Уиндхему
466.
В это время отношения Болингброка с Харли, ставшего графом Оксфордом, заметно ухудшились. Личное соперничество за власть сделалось движущей пружиной многих действий и поступков двух государственных мужей. Впрочем, отношения Болингброка с другими членами кабинета были не лучше. «У моего друга секретаря… довольно натянутые отношения с прочими министрами, – отмечал Свифт. – Они настроены по отношению к мистеру Сент –Джону весьма неблагоприятно и… боюсь, что господину секретарю долго не продержаться»
467. Как нам представляется, активная позиция Болингброка, занятая по вопросам внешней политики кабинета министров, «крайняя» позиция, которой он придерживался вместе с членами Клуба октябристов, по отношению к вигам, а также необычайная популярность блестящего оратора в парламенте вызывали неодобрение, опасения и, наконец, обычную человеческую зависть к успехам молодого политика со стороны многих его коллег по партии.
Осложнения во взаимоотношениях с членами министерства усугубились семейными неурядицами. Брак Сент –Джона с Фрэнсис Уинчкомб оказался неудачным. Трудно сказать, что послужило тому причиной, но так или иначе, а супруги расстались. Их окончательный разрыв произошел в 1713 г. Впрочем, особой печали от этого события Болингброк, судя по всему, не испытывал, поскольку по своему характеру оставался, по меткому выражению Свифта, «изрядным повесой»
468.
Оставаясь на должности государственного секретаря, Болингброк продолжал вести парламентскую деятельность, но теперь уже в палате лордов. Он по прежнему горячо защищал интересы партии тори, атакуя в прениях своих политических противников. Болингброк принял активное участие в подготовке и проведении через парламент закона об обязательном владении земельной собственности членов парламента («Акт об имущественном цензе»), законопроекта «против случайной конфирмации». Кроме того, он являлся одним из инициаторов и разработчиков Закона «о схизме», который был направлен на исключение диссентеров из числа преподавателей в диссентерских академиях, что вело к неминуемому закрытию последних. Болингброк предпринял также открытые нападки на вигов, которые занимали ответственные должности в управлении – лордов Годольфина и Уолпола. Его стараниями Уолпол по обвинению во взяточничестве был даже отправлен в Тауэр. Кроме того, Болингброк занялся изгнанием вигов из армии, главным образом с тех постов, на которых они могли воспрепятствовать партии тори контролировать внешнюю политику страны.
Однако в парламенте и министерстве триумф Болингброка был недолгим. Летом 1714 г. премьер – министр Роберт Харли, новоиспеченный граф Оксфорд подал в отставку. Болингброк был твердо убежден в том, что пост главы кабинета министров королева непременно вручит ему. Между тем, многочисленные враги Болингброка решили тому воспрепятствовать. Они дискредитировали его в глазах королевы, обвинив в тайных сношениях с якобитами (сторонниками Якова Ш – Претендента), а также в том, что он причастен к их заговору с целью свержения царствующей династии. И хотя подобные обвинения не имели под собой веских оснований, королева Анна в них поверила, и главой кабинета министров назначила герцога Шрюсбери. Вскоре Болингброк лишился и поста государственного секретаря.
Выборы в парламент, проведенные в 1714 г. при новом монархе Георге I Ганновере, обеспечили победу вигам. Во главе кабинета министров стал тот самый Роберт Уолпол, которого совсем недавно Болингброк отправил в Тауэр. Теперь нашему герою приходилось ожидать возмездия, тем более, что новый премьер – министр не скрывал своих намерений предать суду членов предыдущего кабинета. Доброжелатели успели предупредить Болингброка о готовящемся аресте, и он смог покинуть страну, отплыв на континент.
По прибытии во Францию Болингброк совершил тот самый неосмотрительный поступок, который дискредитировал его, как в глазах современников, так и некоторых исследователей его жизни и творчества в последующие годы: он поступил на службу к Претенденту, заняв пост государственного секретаря при его дворе. «В этом поступке, – подчеркивал Барг, – казалось, нашли свое отражение все человеческие слабости Болингброка: импульсивность, дворянская спесь, безграничное честолюбие, мстительность… Перед нами акт отчаяния, граничащий с беспринципностью, безрассудство, ставящее под вопрос честность»
469. Поступок Болингброка был тем более странным, что сам он никогда не являлся приверженцем дела якобитов и не верил в успех предприятия. «Если бы Претендент оказался у власти, – писал просветитель в письме к другу, – то, возможно, мы потеряли бы нашу религию и свободы из – за его фанатизма и коррупции в нации»
470.
Положение Болингброка при Сен –Жерменском дворе оставалось двусмысленным. Якобиты не доверяли ему. В то же время из Англии приходили неутешительные вести: виги заочно обвинили Болингброка в государственной измене, конфисковали его собственность, а ему самому под страхом смерти запретили въезд в страну. Перед Болингброком возникла угроза: оставшуюся жизнь провести в вечном изгнании. Ему было в ту пору тридцать семь лет.
Чуждый идеям якобитов, Болингброк после очередной их неудачной попытки высадиться в Англии в 1715 г. окончательно порывает с Претендентом. Он решает поселиться в небольшом местечке Лясурс, близ Орлеана, где занимается изучением различных наук, и прежде всего философии и истории. Во время пребывания во Франции Болингброк познакомился с Вольтером и Монтескье. Как справедливо подметил И. Крамник, таким путем закладывались «связующие звенья» между французскими и английскими идеями раннего Просвещения
471. Вольтер был восхищен эрудицией и высокой образованностью Болингброка. «В этом выдающемся англичанине, – писал он, – я обнаружил всю ученость его страны и всю галантность нашей. Я никогда не слышал нашу речь произнесенной более энергично и употребленной более утонченно. Этот человек, всю жизнь погруженный в удовольствия и дела, нашел, однако, время, чтобы все изучить и все запомнить. Он одинаково хорошо знаком с историей древнего Египта и историей Англии… Он любит и знает поэзию английскую, французскую и итальянскую»
472.
