Между тем, Честерфилд сумел завести дружбу с местными интеллектуалами, такими как доктор Моль, епископ Мита, Беркли, епископ Клойна, доктор Мэдден, доктор Синдж, епископ Элфин, доктор Стоуп, епископ Дерри. Опираясь на их поддержку, граф открыл Дублинское королевское общество и добился для него ежегодного королевского гранта в 500 ф. ст., предназначенного для улучшения земледелия и промышленности. Именно сочетание терпимости с твёрдостью и бдительностью позволило Честерфилду отвести от Ирландии угрозу якобитства и сделаться едва ли не лучшим наместником в этой стране.
Честерфилд пробыл на своем посту недолго: в октябре 1746 г. Пултни (ставший лордом Батом) и Гренвиль сформировали новую администрацию, куда пригласили и его. Политическая карьера Честерфилда достигла зенита: он стал государственным секретарём. Показателем определенного влияния графа на короля может служить случай, относящийся к назначению нового посла в Берлин. Однажды раздраженный Георг II назвал короля Пруссии (приходившегося ему племянником) шутом и татарским ханом. На это Честерфилд заметил, что так оно и есть, и что тем более в Берлине необходим англичанин, чтобы за ним присматривать. Никто, кроме Честерфилда так не позволял себе шутить с королём. Ходили даже слухи, что граф манипулирует Георгом II через его любовницу, леди Ярмут. И хотя Честерфилд добросовестно исполнял свои обязанности, монарх постоянно колебался между враждующими политическими фракциями. Постепенно влияние государственного секретаря на монарха стало ослабевать, а столкновение с королевским фаворитом герцогом Ньюкаслом сделало отставку Честерфилда неизбежной. В 1748 г. он покинул свой пост.
576
Отойдя от дел, Филип Честерфилд получил возможность переосмыслить жизненные приоритеты. Его амбиции исчезли, однако принципы «вига – патриота» остались неизменными. Возможно, чтение книг античных философов (стоиков и эпикурейцев) научило его превыше всего ценить покой
577. На одной из вест – эндских улиц, неподалёку от Гровенор – сквера, Честерфилд построил особняк, разбил сад. Для внутреннего убранства дома граф приобрел картины старинных мастеров, бюсты античных ораторов, собрание книг. Особняк, выстроенный во французском стиле, имел соответствующее название «Багатель» – в честь загородного дома хорошей знакомой Честерфилда, мадам де Монконсель. В свою очередь, это слово переводится с французского как «безделушка». Лорд Литтлтон высоко отзывался о резиденции своего опального друга.
Значительную часть свободного времени Честерфилд отводил переписке. В число его корреспондентов входили: герцог Ньюкасл, леди Ярмут, лорд Литтлтон, У. Питт, лорд Сэндвич, ирландские друзья, французы мадам де Монконсель и Вольтер. Однако главное место в своей переписке Честерфилд отводил внебрачному сыну.
Завершив образование, юный Филип Стэнхоп отправился в двухгодичный гранд – тур. В сопровождении наставника мистера Харти он побывал в университетах Лозанны и Лейпцига. В Дрездене его сопровождал друг отца Ч.Х. Уильямс. Стэнхоп посетил также Берлин, Вену, Турин. Заболев в Тироле воспалением лёгких, он отправился в страны с более мягким климатом. В Италии он повидал Венецию и Неаполь. Имея рекомендательное письмо к французскому послу в Риме герцогу де Нивернуа, он провёл в его обществе немало времени, обучаясь светским манерам. Отец готовил сына к дипломатической карьере и намеревался дать ему соответствующее образование и воспитание.
«Письма к сыну» графа Ф. Честерфилда, несомненно, представляют собой выдающийся памятник дидактической мысли эпохи Просвещения. Переписка отца с сыном велась с 1739 по 1768 гг., до кончины последнего. Исследователи отмечали, что автор высказывал немало оригинальных идей, связанных с воспитанием и образованием подрастающего поколения
578.
Каков социальный идеал и способы его достижения у просветителя? В первую очередь, Честерфилд сознательно отмежёвывался от английской педагогической традиции. Его «Письма» пестрят едкими замечаниями по поводу непрезентабельности английских манер. Он считает их неуклюжими, высмеивает их застенчивость и грубость, называет англичан наименее обходительной нацией из всех, отмечает плохой стиль письма. Более того, самих англичан он называет «тупыми» и «неотесанными»
579. С англичанами, приехавшими на обучение во Францию, Честерфилд обходится ещё резче. К примеру, он рисует картину типичного их времяпрепровождения – совершенно в духе сатиры Филдинга. Такие люди встают с постели поздно, проводят долгий завтрак за праздной болтовнёй, затем посещают светские заведения, обедают в кофейне, где, как правило, устраивают попойки, к вечеру выбираются в театр, там затевают дебоши, наконец, выносят веселье на улицу, где самых отъявленных весельчаков ожидает арест. Симпатии автора лежат в совершенно иной плоскости – это французское высшее общество, в первую очередь Версаль с его «les bonnes manieres». Он подражает французской эпистолярной традиции (д’Осса, Севинье, Роже), рекомендует Ларошфуко и Лабрюйера как знатоков человеческих характеров
580. Сами письма Честерфилда «пересыпаны» словами и фразами из французского языка, что недвусмысленно давало понять, какую именно нацию он считает наиболее культурной.
Главное для молодого человека, считает Честерфилд, это войти в «общество» или точнее – стать «a la mode», для чего необходимо понравиться. Это логично, поскольку собственными талантами и усердием молодой человек ничего не добьётся: наоборот, он должен, подобно плющу, обвиться вокруг высокопоставленного покровителя. В качестве примера автор приводит министров, которые начинали карьеру фаворитами. Двор он сравнивает с театром военных действий, где нужно буквально завоёвывать власть. Подобная деятельность не оправдывается какими –то особыми принципиальными целями, если не считать таковыми разумное «эпикурейство»
581. Средства для возвышения своего положения подобраны в соответствии с целью. Исследователи отмечают такую странность «Писем», как отсутствие в них упоминаний о морали и религии.
582 Знания имеют лишь декоративную функцию: следует заботиться не об успехах в познании того или иного вопроса, а о широте кругозора, чтобы уметь поддержать светскую беседу. Кроме того, крайне важно знать обычаи и традиции других стран, чтобы не попасть в неловкое положение при общении с иностранцами. Галантному кавалеру также следует выработать вкус к искусству. Практические же навыки, по – видимому, должны ограничиться осмотром экипажа перед поездкой
583.
