– Мы полагаем, что нам удалось выяснить некоторые обстоятельства убийства, – задумчиво продолжала она, – но мы до сих пор даже не задавались вопросом – почему? Что могло подтолкнуть Роберта Честера к убийству молодой жены и матери своих детей? Что вообще может толкнуть человека на такой поступок?
– Вряд ли это была алчность, – предположила Шарлотта. – Честер состоятельный человек, он владеет почти всей землей вокруг Честер Грейндж.
– Тогда это могла быть ревность, – сказала Энн и опустила глаза. Ей явно было неловко от того, что она собиралась сказать.
– В чем дело, Энн? – насторожилась Эмили. – Говори.
– Я видела мужчину, когда тот бесновался от ярости и ревности так, что наверняка убил бы обидчика, будь у него хотя бы малейший шанс. Мистер Робинсон, когда он узнал, что произошло между его женой и нашим братом в Торп Грин… Как он бранился тогда… – Эмили наблюдала за тем, как напряглось лицо Энн, пока та заново переживала воспоминания о жестоком унижении, которое ей пришлось пережить, когда тень позора легла на ее собственную репутацию из-за того, что натворили ее брат и та женщина… – Его чуть удар тогда не хватил. И, я уверена, попадись ему тогда на глаза Бренуэлл, он бы его изувечил.
Эмили нахмурилась при мысли о том, что их брат пал жертвой похоти, но вдруг ей пришло в голову, что, сидя за столом, она не узнает ничего нового, и, видимо, в надежде, что перемена угла зрения поможет ей освежить восприятие, она соскользнула на пол, где обеими руками обняла за шею Кипера.
– Значит, ты полагаешь, что Элизабет Честер могла… совершить опрометчивый поступок? – сидя под столом, услышала Эмили голос Шарлотты. Теория Энн представлялась ей вероятной, и хотя воспитанные молодые особы из хороших семей никогда не говорили о подобных вещах, Эмили и ее сестрам пришлось, ведь их единокровный брат вернулся домой со скандалом, чуть ли не прямо из постели миссис Робинсон, даже запах ее гадких духов еще не выветрился, – так, по крайней мере, казалось Эмили. Вот и теперь от одной мысли об этом ей стало так противно, что она уткнулась носом в остро пахнущую шерсть Кипера, чтобы прогнать мерзкий образ.
И дело было вовсе не в том, что Эмили совсем не интересовалась плотскими желаниями; да, она была дочерью сельского пастора, но перед ней был распахнут целый мир английской литературы, от Чосера до Байрона, и черпать оттуда подробности разных скандальных происшествий она могла без труда. Просто среди ее знакомых, как близких, так и дальних, не было того, с кем ей захотелось бы свести столь близкое знакомство. Да и сама мысль о такой возможности вызывала у нее легкую брезгливость, хотя она ни за что бы в этом не созналась. Кроме того, в тех, кого она не обязана была любить по причине кровного родства с ними, она вообще не находила ничего привлекательного. Да и то сказать, что в них хорошего? Взять хотя бы жителей Хоэрта: блуд, измены, пьяные драки, смертоубийства. И ходить далеко не надо, чтобы все это увидеть, достаточно спуститься на несколько ярдов по склону холма – и окажешься среди этих самых людей, живущих бок о бок со смертью, – среди них несет свое служение их отец. Из ее окна открывался вид на кладбище: могилы на нем были переполнены мертвыми младенцами, которых было так много, что им даже имена не успевали давать, а отмечали их на могильных камнях номерами.
Жизнь вообще отвратительна, коротка и жестока. Вот люди и торопятся урвать хоть немного счастья, где и когда могут, – все, включая Бренуэлла. А другие люди мстят им за это.
– Эмили? – Судя по тому, как нетерпеливо Шарлотта пристукнула ножкой, произнося ее имя, она делала это уже не в первый раз. – Эмили, что ты там делаешь, внизу? Впрочем, неважно, что именно, главное, что это совсем не подобает леди.
– Думаю, – ответила Эмили, выглядывая из-под камчатной скатерти. – Мэтти говорила, что Честер буен во хмелю. А мы знаем, что алкоголь способен менять личность человека. И, если нам удастся найти подтверждения неверности Элизабет, то мы найдем и причину – мотив для убийства. Надо возвращаться в Честер Грейндж.
– А что вы там обнаружили, в Честер Грейндж? – В комнату, а заодно и в их разговор, ввалился Бренуэлл – всклокоченный, огненноволосый, с торчащей из брюк рубашкой, он плюхнулся на диван и повалился на спину. Хотя бы не пьяный, подумала Эмили и с облегчением заметила, что его пальцы выпачканы чернилами: верный признак того, что он либо писал, либо рисовал. Может быть, он наконец выберется из тенет своего горя. Эмили надеялась на это всей душой, ведь, судя по ее опыту, безответная любовь если и добавляла чего-то к характеру человека, то лишь занудства.
– Ужасные вещи, Бренуэлл. – Она улыбнулась брату. – Твои рыжие волосы побелеют от потрясения, как только ты услышишь.
– Отчего-то я сомневаюсь, что нашего брата еще можно чем-то потрясти, – пробормотала Шарлотта. – Однако я согласна, нам надо вернуться и добиться приглашения в дом, и я, кажется, знаю как.
Шарлотта расправила плечи, явно очень довольная своим планом, и одного этого было достаточно, чтобы Эмили, при всей своей любви к сестре, вмиг настроилась против.
– Ну, давай выкладывай, – подзадорила она Шарлотту. – Как, по-твоему, нам попасть к Честеру, если не под чужой личиной?
Плечи Шарлотты сразу опустились на полдюйма.
– Не понимаю, чем плоха эта идея.
– Так ты предлагаешь нам переодеться? – Эмили расхохоталась. – И в кого же? В бродячих актеров?
– Я предлагаю вам с Энн пойти в деревню Арунтон и поговорить там с местными, – продолжила Шарлотта, решив, видимо, не сдаваться перед насмешками Эмили. – В доме Честера мало прислуги, но я уверена, если деревенские возят что-нибудь в Грейндж, ухаживают там за лошадьми или просто арендуют у Честера землю, то они наверняка все видят и все знают, даже если ничего не говорят. Тем временем Бренуэлл вымоет волосы, причешется и, прикрываясь выдуманной личностью – например, врача, недавно приехавшего в эти места и ничего не знающего об исчезновении миссис Честер, – придет представиться хозяину дома и предложить свои услуги семье, а я пойду с ним как его сестра, которая недавно овдовела и оказалась на попечении брата.
– Вообще-то, Шарлотта, у Честера есть глаза, – сказала Эмили с широкой издевательской усмешкой. – Большие и черные, и он хорошо тебя ими рассмотрел.
– О да, зато у меня есть хитрость, – гордо ответила Шарлотта. – Я надену под шляпку густую черную вуаль, так что он не увидит моего лица! И пока Бренуэлл будет занимать его разговором, я прокрадусь в комнату миссис Честер и поищу там каких-нибудь свидетельств того, что у нее был любовник! – И она победоносно откинулась на стуле, довольно сияя глазами. – Разве не отличная мысль?
– Гм… – Эмили прикрыла ладонью рот, подавляя смех, который так и рвался из нее наружу.
– Что еще? – спросила Шарлотта.
– Просто… – начала Энн и тут же прикусила губу.
– Да в чем дело? – Шарлотта ждала ответа.
– Моя дорогая сестренка. – Бренуэлл скатился с дивана, бросился на колени перед Шарлоттой и взял ее руку в свою. – Тебя можно узнать не только по лицу. Ты отличаешься особым… телосложением: ты ведь крохотная, прямо как фея. Ростом не выше эльфа. Именно это пытаются сказать тебе сестры. Вот почему тебе понадобится не только вуаль, чтобы скрыть лицо, но и ходули, чтобы возместить недостаток роста, если ты хочешь остаться неузнанной. И… – Бренуэлл приложил к губам палец, показывая Шарлотте, что он еще не закончил. – Эмили тоже не подходит для этой роли, она слишком высока, ходит решительно, а выражение лица у нее такое… один раз глянешь – вовек не забудешь.
