— Мить, прости! — вырвалось у меня.
Между прочим, вполне искренне, но он понял по-своему, уставился на меня ошарашено. Его лицо исказилось как будто от боли, но он быстро взял себя в руки.
— Это ты прости, куколка. — Вежливый ответ ударил наотмашь. — Я думал, так будет лучше.
— Митя! — Я чуть не запустила в него пирожным, но вовремя остановилась. — Я похожа на стерву?
Он растерянно моргнул.
— Нет… Яна, ты чего?
— Тогда какого черта? — Я не скрывала злости. — Я прошу прощения за свою дурацкую реакцию, а ты обзываешь меня куколкой!
— Ох… — Он округлил глаза. — Ты… обиделась?
На Митю было больно смотреть, но я не собиралась идти на поводу у его заблудившихся эмоций.
— Да, — ответила я честно. — Потому что ты боишься напрячь меня своим секретом. И нет, если речь идет о твоей семье. Расскажи мне… все, что сочтешь нужным. Но только не надо думать, что мне все равно. Или… что это раздражает. Пожалуйста.
— Ты не хочешь пирожное? — спросил Митя невпопад и пододвинул ко мне тарелку с корзиночкой.
— Ты меня специально бесишь! — взорвалась я. — Хочу!
Я демонстративно зачерпнула полную ложку крема, слизнула его и запила кофе.
— Яна, не злись, — попросил Митя. — Это непросто.
Я благоразумно промолчала. Иначе мы так и будем извиняться друг перед другом до бесконечности. Чтобы не сболтнуть лишнего, я набила рот пирожным.
— Я не сразу понял, кто я… — мрачно произнес Митя, наконец-то решившись. — Вернее, даже когда понял… пытался жить, как все. С девушкой.
Признания давались ему с трудом, и я не понимала, почему. Он говорил о своей сексуальной ориентации. Разве ему было сложно принять себя? С другой стороны, что я знала о проблемах геев? Да ничего, по сути.
— Нина… Она была хорошая… добрая… Но у нас все равно ничего не вышло бы. Думаю, она это поняла… почувствовала… и хотела удержать меня, обычным женским способом.
Интересно, это каким же? Истерикой, что ли?
— Она забеременела, хотя ей было нельзя… Это моя вина. Я должен был честно все объяснить, не притворяться. Но… я не жалею. Вернее, жалею, что беременность убила Нину, но рад, что на свет появился Ванечка.
— Твоего сына зовут Иван? — поинтересовалась я, потому что Митя замолчал.
Он кивнул.
— А сколько ему?
— Три года. — Митя старательно отводил взгляд. — Яна, я не отказывался от сына. Просто… так лучше. Ему, Ванечке.
— Почему?
— Ребенок должен расти в нормальной семье. Тем более, мальчик.
Митя повторял чужие слова, выученные наизусть, каким-то неживым голосом.
— Твои родители? — спросила я тихо.
Он снова кивнул.
— Они смирились… со мной. И не хотели отказываться от внука. Но их аргументы… — Митя тяжело вздохнул. — Яна, родители правы, ребенку нужна мать. Я мог бы ей стать. Ванечка не заметил бы разницы, пока маленький. А потом?
— Отцы воспитывают детей в одиночку, — возразила я.
И тут же пожалела об этом. Какая же я дура! Бить по больному месту… Митю перекосило, но он мужественно ответил:
— Я слабый человек, Яна. Воздержание не относится к числу моих достоинств.
«Где твоя мама, Ванечка?» — «Я живу с папой и его мужем».
Даже страшно представить, на что обречен ребенок в нашем «толерантном» обществе. Митя не звезда, чтобы с потолка плевать на общественное мнение. Его ребенка не просто заклюют — затравят. И уезжать из страны Митя определенно не хочет. Наверное, из-за тех же родителей.
— Сестра предложила оформить Ванечку на нее. Это выход. Она — мать, и я рядом, и родителям спокойнее. Всем хорошо.
— Всем? — не удержалась я. — Да, всем. Кроме тебя.
— У меня есть Паша.
— Ты расскажешь ему?
— Паше? — удивился Митя. — Он давно знает.
— Ване. Когда он вырастет, ты расскажешь ему правду?
— Не знаю. Не уверен. Зачем портить ему жизнь?
Я не нашлась, что ответить. Это не мое дело, и право Мити решать, что лучше для его сына. Но как же несправедливо! Всем хорошо, кроме самого Мити. А он… Он стерпит, выдержит, сдюжит. Как настоящий мужчина. По-моему, на такие поступки способны только очень сильные люди.
— А родители Ваниной мамы? — вспомнила я. — Той, настоящей. Они не хотят видеть внука?
— Нина детдомовская. С пороком сердца нельзя было рожать… Я не знал, что так…
— Мить, не вини себя, — перебила я.
Глупые слова. Видно же, что винит, и еще долго будет винить. Такие раны плохо заживают, гноятся годами. А из меня какой помощник? Если кто и справится, так это Пашка. И все же…
Я пересела к Мите и обняла его. По-дружески, конечно же. Обнимашки — лучшее лекарство на все случаи жизни. И он приобнял меня в ответ.
— Спасибо, Яна.
— Ну ни хрена себе! — услышала я знакомый голос. — Это вы так мороженым балуетесь?
Пашка, застыв у столика, возмущенно сверлил Митю взглядом.
— Паш, ты обещал, — недовольно произнесла я.
Нет, ну правда! Что за бред? А я еще радовалась, что ребята не будут меня делить. Пашка, того и гляди, от ревности лопнет.
Он скользнул по мне раздраженным взглядом… и едва заметно подмигнул. Я закатила глаза. Любит он дурачиться, этого у него не отнять.
— Паша, я Яне об Але рассказал, — спокойно сказал Митя. — И о Ванечке.
— А-а-а… — вроде бы разочарованно протянул Пашка. — А я уже настроился на жаркую сцену ревности.
— Шуточки у тебя! — Я покрутила пальцем у виска.
— Вы бы себя со стороны видели! Голубки… — беззлобно фыркнул Пашка.
На всякий случай, я сделала зарубку на память: обнимать и, тем более, целовать с осторожностью, так как мальчики ревнивые, несмотря на то, что я друг и сестра. И тему надо срочно менять.
— Ну что, поехали? — спросила я.
— Ага, щаз! Янка, совесть имей, дай передохнуть, — возмутился Пашка. — Два часа по пробкам. И потом, мы еще не все купили.
— Все, — отрезала я. — Денег больше нет.
— Молчи, мелочь, — отмахнулся он. — Это не обсуждается. — И тут же, насмешливо, обратился к Мите: — Не прокатило?
Тот с досадой покачал головой и вздохнул:
— Она ставит невыполнимые условия.
Они заранее договорились, что ли? Может, еще и поспорили?
— Ты неправильная девушка, Яна, — посетовал Митя.
— Чего это? — ощетинилась я.
— Девушки радуются подаркам. — Пашка взъерошил волосы. — А тебя приходится умолять.
