— Детка, давай поговорим! Зачем сразу скандалить? — Сид с трудом сдерживался, чтобы не засмеяться, что бесило меня еще сильнее. Неужели он думает, что я шучу?
— Иди сюда, Казанова чертов! — и замахнулась.
Зря. Потому что под тяжестью этой гадской чугунной утвари, в моем запястье что-то щелкнуло, и стало невыносимо больно.
— Лисенок, отдай мне это, — Туат появился из-за спины, отнимая сковороду, — она же тяжелая. Взяла бы что полегче. Хочешь, подам нож? Метнешь в него, сразу легче станет.
Эта сволочь, так же как и его братец, с трудом сдерживался, чтоб не заржать.
Ну гад! Уж до тебя-то я точно доберусь!
И резко развернувшись, двинула ему коленом!
Туат согнулся пополам, держась за пах, и корчась от боли. Сид все же прыснул со смеха. А Аниных мужчин перекосило так, словно лимона съели.
— Хочешь нож дам? Отрежешь, сразу легче станет! — своим взглядом я вернула Туату его же сарказм.
Темные брови хмуро съехались к переносице, а в карих глазах я увидела…
О нет!
Я, опрокинутая через спинку кресла вниз лицом, получаю свое наказание от Туата, вбивающегося в меня сзади.
— Ну, лисичка, держись! — прорычал Туат.
17. Верните меня в морозилку!
— Ну, лисичка, держись! — прорычал Туат.
Опрокинув стул, будто это сможет задержать мужчину от погони за мной, я дала деру под радостные визги мальчишек. Вот только болели они не за меня, а за Туата.
— Лови ее! Лови! — и стали подталкивать его, чтобы он, наконец, побежал.
— Так не честно! Мы должны дать ей шанс!
Ах, какая милость с его стороны! Тем временем я уже смылась из столовой и надеялась, что его джентльменства хватит еще секунд на тридцать, чтобы я наверняка успела добежать до своей комнаты.
А еще, я очень надеялась, что на этот раз Туат будет один, без брата. Конечно, судя по то му, как тот держал приборы за завтраком, не царское это дело бегать за яйцеклетками, но кто его знает! Сид вообще самый странный: то душка, веселый и в доску свой, то серьезный как судья при зачитывании приговора, то злой как черт.
— Почему вы бежите? Что стряслось? —куратор выглянул из приоткрытой двери, ведущей к бассейну.
Вот тебя еще не хватало!
— Вы же можете оступиться! Подвернете ногу.
Он причитал как бабушка над внуком-пухляшом, который, о горе, не осилил пятый пирожок с повидлом.
Но где-то в глубине души я даже обрадовалась ему. Что, если я пожалуюсь на близнецов? По идее, куратор должен выполнять обязанности и тещи, и свекрови, следя за миром и порядком в семье.
Решено! Пусть сегодня побудет тещей нерадивым мужьям и отчитает их.
— Куратор Олд! — после пробежки говорить было трудно, но или сейчас, или эти двое опять зажмут меня в каком-нибудь углу, — я хотела бы вам пожаловаться.
— На что же? — его лицо вытянулось, как будто та же бабуля увидела, что ее внук все же ест пятый пирожок, но приготовленный другой бабушкой.
— Сид и Туат. Они…
— Вот ты где, женушка моя драгоценная! — поняв, чем дело пахнет, и чем ему может грозить наша игра в догонялки, Туат решил сыграть в любящего мужа.
— Что у вас произошло? — Олд стал топтаться на месте, словно желал поскорее отправиться по своим делам, а я его только задерживала.
Туат обнял меня одной рукой, продолжая сиять ярче медного таза, а сам пялился на мою грудь, которая бурно вздымалась после бега.
— У нас все в порядке! — промурлыкал этот гад, специально задевая дыханием мое ухо и наблюдая за тем, как миллион мурашек образуются на моей коже.
Я фыркнула, сбрасывая его руку с плеча.
— Эти двое, — я кивнула на Туата, но было ясно, что имела я в виду и его братца, — совершенно не уважают меня! А я, между прочим, им жена!
Туат поджал губы, сложил руки на груди, подперев подбородок пальцем, и с видом профессора принялся слушать. Вот клоун!
— И в чем же проявляется их неуважение, моя гэйтана?
Куратор завел меня в отдельное помещение, предусмотрительно закрыв двери перед самым носом моего муженька, потащившегося за нами.
Так тебе!
И в самый ответственный момент я не нашла, что сказать. Я даже не представляла, как можно сформулировать то, что произошло вчера, и как выставить это в таком свете, чтобы меня не сделали крайней, как мужчины это любят. Это же в их репертуаре: она надела короткую юбку, виляла бедрами, у нее слишком аппетитная грудь, она мне улыбнулась – это все она! А я здесь не при чем!
Говорить о запланированном свидании с Оушеном тоже не имело смысла. Он так вяло отреагировал на увиденное, что, скорее всего, ему было действительно плевать на меня. А предложение встретиться ночью было всего лишь попыткой наладить отношения. Это я, дура, размечталась о свидании! Слава богу, никто об этом не знал, и я не выгляжу посмешищем ни в чьих глазах.
— Они применяют ко мне магию! — ну не говорить же куратору, что они насильно довели меня до оргазма! Представляю, как бы он катался по полу от смеха.
Олд иронично улыбнулся.
— О какой магии вы говорите?
— Они заставляют делать меня то, что я делать не хочу! Соблазняют! И принуждают!
Олд опустил голову, пряча легкую улыбку.
— Они хотят понравится вам, Ариэль, только и всего.
— Интересные способы расположить девушку! Но, знаете, у нас было принято по-другому.
— Вы же сами не подпускаете их. Наказали на месяц, не желаете видеть никого. Что им остается? Хотя бы так, но они урвали свой кусочек счастья…
Ну вот! А я, что говорила! Шерше ля фам, ёлки. Вот и сделали меня виноватой.
— Я накажу их. Они не смогут применять к вам, как вы говорите, магию. Но отстранять их, считаю, не за что. Это все? — и направился к двери, давая понять, что разговор окончен.
— Нет, не все! Верните меня в морозилку!
Слова вылетели сами, и я испугалась не меньше куратора.
Я отвернулась от него, пряча побелевшее лицо. Что я только что ляпнула? Я же не хочу снова лежать десятки лет в ожидании очередной партии му…- жей.
— У вас печати, мы не сможем выдать вас замуж еще раз.
— Значит, заморозьте навсегда, — знаю, что дура, но идти до последнего – мое кредо.
— Нет! — отрезал Олд и, открыв двери, замер, чтобы добавить, — и в ваших интересах все же найти общий язык с мужьями.
Давно я не чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Но делать-то нечего. Придется перевоспитывать.
— Рам! — заорала я, что было мочи, и любимый нянь тут же нарисовался.
