И вот, в очередное хмельное от безумной ночи утро, я заметила, что метка Сида из красной на глазах стала менять цвет на фиолетовый. При этом кожа на запястье зудела, а внизу живота легонько покалывало.
Какого космонавта со мной опять происходит?
Неужели я беременна?
Я.
Беременна.
Не может быть…
Ага, не может. Чем, ты, дорогуша, занималась последнее время? Не крестиком же вышивала! Это от макраме дети не рождаются. А от секса, как раз-таки да!
Зачем-то я пощупала свой живот, потом сжала грудь в руках – ничего особенного. По закону жанра меня должно тошнить, грудь болеть, а низ живота тянуть…Но у меня ни одного симптома. Кроме изменившей цвет метки.
Горло свело, будто я залпом выпила стакан ледяной воды. Я взглянула на безмятежно спящего Сида, раскинувшего конечности в позу звезды.
Спит гад. А мне с животом девять месяцев теперь ходить…
И что делать?
Что-то радости особой я не ощущаю. Хочу ли я вообще ребенка от Сида…или Туата?
Глупый вопрос, если вспомнить, для чего, в принципе, я здесь нахожусь.
Я растормошила Сида, и тыча ему в лицо своим запястьем, стала предъявлять претензии.
— Вы когда-нибудь будете меня посвящать в тайны этих чертовых меток заранее, не дожидаясь, пока они покалечат меня?
Сид потер сонные глаза, и прищурившись от яркого утреннего света, проникавшего сквозь панорамные окна, сфокусировал свой темный взгляд на моем запястье.
Уголки его губ дрогнули, и в секунду я оказалась под ним, прижатая к постели его телом, и для верности припечатанная его самой выпирающей частью.
Боже! Откуда у него только силы берутся? Опять в полной боеготовности!
— Что тебя смущает? — он потянул губами за мочку уха, и я на миг забыла, о чем мы говорили.
— Цвет твоих символов. Он изменился.
— Угу, — довольный, точно кот, укравший рыбку побольше, он промурлыкал мне на ухо и потерся носом о шею.
И что мне с его угу? Беременна я или нет?
— Это значит, что пришла пора усердно потрудиться над воспроизведением потомства!
А мы чем вообще занимались? Это разминка чтоли была? Мамочки! Боливар не выдержит!
— Лучшие дни, когда вероятность зачать выше всего. Предлагаю не откладывать и начать сейчас же!
Фух. Можно выдохнуть пока. Всего лишь овуляция. Зеленый цвет лица и объятья с унитазом откладываются на пару недель.
Его зубы осторожно прикусили шею, заставляя меня замереть. Я судорожно вздохнула, представляя ту лавину кайфа, которая снова обрушится на меня. Но неожиданно громкий стук в дверь отвлек нас от важного занятия по «заделыванию бэбиков».
Сид, выругавшись на странном диалекте, намотал на бедра простынь и открыл дверь. Рам что-то тихо, но раздраженно говорил ему, виновато смотря в пол.
— Срочные дела! Прости! — Сид, взявшись за щиколотки, подтянул меня по кровати поближе к себе и легко поцеловал в лоб, — я скоро вернусь, и мы продолжим! Не скучай! — и, шлепнув меня по попе, вышел.
Я же скучать и не собиралась. Уверена, что и пяти минут не пройдет, как он вернется! А я пока могу поваляться.
Сладко потягиваясь и крутясь на постели, я не заметила, как в комнату вошли.
— Так быстро! — не поворачиваясь к Сиду, я промурлыкала приветствие и повиляла обнаженной попой, призывая к действию.
Конечно же, его упрашивать не пришлось, и мои ягодицы тут же обдало жарким дыханием, а потом язык стал ласкать складочку, пробираясь глубже внутрь.
В очередной раз теряя сознание, я уткнулась лицом в подушку, как последняя падшая женщина, подставляя свой зад этим влажным ласкам, за что тут же была поставлена на четвереньки.
Жесткие ладони бескомпромиссно развели мои ягодицы в стороны, и язык моего мужчины стал ласкать тугое колечко, пытаясь проникнуть внутрь.
От непривычных ласк я сжималась, но его настойчивость делала свое: я таяла от удовольствия, и, наконец, смогла расслабиться, пуская внутрь настойчивый язык.
Такого блаженства я не испытывала давно. Это было ни с чем не сравнимое ощущение. Правду говорят, что запретный плод сладок. А я, дура, лишала себя такого кайфа столько лет.
Я даже не заметила, как к языку добавился палец, который медленно проникал в истекающие соком стенки влагалища, и растирал этот нектар по всей промежности.
Я чувствовала себя грешницей на небесах, но покидать этот Рай была пока не готова. Я хочу дойти до конца! Хочу испытать это новое для себя ощущение.
Крепкие ладони переместились на бедра, проскользили вверх и остановились на талии, крепко сжимая ее, чтобы насадить меня на себя. Я чувствовала тугой и горячий член, прижимающийся нежной головкой к моему анусу, и терлась о него, как мартовская кошка.
Внезапный грохот входной двери, и хруст ломающихся костей разом смыли весь морок. Разъяренный Сид избивал брата. Он накинулся на него, повалил на пол и стал бить в голову с такой яростью и ненавистью, что я забилась в угол кровати и только тихо поскуливала от испуга.
Видя всю жестокость и глаза, затянутые черной адской пеленой, я не решилась даже попытаться броситься на помощь Туату. А сил закричать, чтобы позвать на помощь, не было.
Я смотрела на кровавое месиво, оставшееся от одного из братьев, и бесшумно ревела, пряча голову между коленей, как будто это могло бы кото-то спасти.
Когда Туат уже перестал оказывать всякое сопротивление в комнату ворвались люди. Но я уже не разбирала, кто это был, и что они делали. Суета, происходящая где-то там…не со мной…
— Он домогался ее. Смотри! — Сид держал мою руку, показывая метки на запястье куратору, — это главное доказательство того, что он пытался влезть не в свое время.
Куратор молча кивал, не сводя глаз с меток: ярко-фиолетовой, принадлежащей Сиду, и бледно-оранжевой, означавшей, что у меня была связь с его братом, пусть даже и не совсем настоящая.
— Унесите.
Олд кивнул на изможденное тело Туата, словно тот был зарезанной овцой, вернулся к моей метке, — а это зафиксируйте.
Роботы просканировали мои руки, просветили тело голубыми лучами и за пару секунд удалились. Люди тоже стали расходиться, молча поглядывая на нас с Сидом.
И только, когда мы остались одни, я смогла собраться с духом и задать вопрос, который вертелся на губах последние полчаса.
— Как ты мог? Это же твой брат. Ты же сам приглашал его к нам…
— Я же сказал тебе, что ты будешь только моей. А я никогда не бросаю слов на ветер, — жестокие глаза сверкнули металлом, но тут же закрылись, — я приведу врача. Ты слишком испугалась. Боюсь, что это может навредить тебе.
