— Не думал, что он действительно так дорог тебе, — голос Оушена рядом со мной подействовал как холодный душ.
Жив?
Я подняла глаза на мужчину, который как скала возвышался надо мной. Живой, невредимый…Но как же крылья?
Я посмотрела на свои колени, из которых торчали мелкие кусочки стекол, а вокруг меня искрилась уже почти прозрачная чешуя…
— Его подлатают и будете жить долго и счастливо, если суд решит, что твои права были нарушены. А сейчас нет времени, — и протянул ладонь, чтобы помочь мне встать.
Что он несет? Какие долго и счастливо?
Я так и сидела, всматриваясь в его глаза, пытаясь поймать в них шутливую искорку или хоть немного тепла. Но нет. Оушен был серьезен.
35. Любовь здесь ни при чем...
Рука Оушена крепко сжимала мою ладонь. Мне казалось, что он был невероятно зол на меня, потому что то, с какой силой он сдавливал костяшки моих пальцев, намекало именно на это.
Он ступал широкими шагами, даже не думая подстраиваться под меня, и мне приходилось иногда переходить на бег, чтобы мне не оторвало руку. Казалось, если я упаду, он потащит меня по полу и даже не оглянется.
А раньше на руках носил…
В сопровождении вооруженной охраны, тела которых тоже были покрыты чешуей, мы вошли в летательный аппарат, раза в два больший, чем гравитс. Кажется, его называли соляром.
Оушен взглядом указал, куда мне нужно сесть, а сам вышел.
Ни словом меня ни удостоил. Ни взглядом. Вот она космическая любовь!
«Я ходил на тебя смотреть, пока ты спала», «давай попробуем еще раз»…
Тьфу! Такой же гад, как и все остальные! А я, дура, все в глаза ему заглядывала, спасителя своего ждала.
Ничему меня жизнь не учит. Ни-че-му.
Пока я в полном одиночестве сидела в кабине летающей штуковины, сквозь ее синеватые окна было видно, как все те же чешуйчатые, в шлемах и с оружием, прикрепленным к поясу, выводили, держа за руки куратора. Следом, прихрамывая, шел Сид. Правда, к нему не прикасались, но и места для маневра этому психу не оставляли.
И как я жива осталась, проведя с ним две недели?
Как вообще этот продажный куратор меня не порезал на кусочки, чтобы удовлетворить каждого желающего? А с виду приличные люди.
Вот тебе и процветающее общество. Мудрые старшие братья. Разумные существа…А по сути, те же жалкие людишки, которые не в состоянии справиться с ревностью, жаждой власти и желанием прогнуть всех вокруг под себя любимого.
— Лучше закрыть глаза, — равнодушный тон Оушена заполнил небольшое пространство, обдавая холодом, — соляры перемещаются слишком быстро, с непривычки может закружиться голова.
— Благодарю за заботу, — огрызнулась я.
— Не за что, — ответил мой муж, даже не взглянув.
Да и муж ли теперь?
— Куда мы летим?
— На мою планету, для начала.
— Зачем?
— Пока твое дело будет рассматриваться, ты остаешься моей женой. И защищать тебя входит в мои обязанности. Как только судьи и правитель примут решение, как компенсировать все неудобства, которые были доставлены тебе, ты будешь свободна. Я отвезу тебя туда, где ты захочешь жить.
— Одна?
— К тому моменту ты не будешь связана контрактом. Его аннулируют. Но разрешат ли тебе связывать жизнь с одним из братьев, я не знаю.
— Да с чего ты взял? — я не выдержала и повысила голос. Ну надо же быть таким упертым!
Оушен многозначительно взглянул на символы близнецов, светящиеся на моем запястье. Почти поблекшие, но все же слегка отличающиеся по цвету от двух неактивных.
В его взгляде было столько осуждения. Я почувствовала себя блудной девкой, продающей свои услуги на трассе. И вспомнив то, каким ублюдком оказался Сид, да и братец недалеко от него ушел, самой стало тошно. От себя. От того, что закрывала глаза на эту вакханалию, на тот разврат, что мы творили в общей постели, где должны были быть только двое.
Я закрыла лицо руками, в надежде скрыть пылающие щеки. Сама виновата. Сама позволила. Ведь могла же отказаться.
Почти час мы летели в полной тишине. Только еле слышный писк приборов и переговоры в наушниках Оушена.
Возможность побывать в космосе, на другой планете, меня совершенно не волновала. Никакой эйфории от того, что я та редкая счастливица с Земли, которой удалось побывать не только на орбите, но и в глубоком космосе.
В голове крутилась лишь одна мысль: правду ли сказал Сид о том, что у Оушена другая женщина. И не просто женщина. Любимая.
С другой стороны, меня это вообще не должно волновать. Сейчас весь этот гадюшник из недомужей разгонят и дадут мне свободу. Надеюсь. Подарят в качестве моральной компенсации бунгало где-нибудь на Бали, и буду я медитировать на закат до конца дней своих. Только меня это не радует. Почему-то.
А может, опять заморозят…И проснусь я в новом серпентарии из мудаков.
— И как твоя любовь отнесется к тому, что ты притащишь в ваш дом новую женщину? — голос дрожал от желания заплакать, но я сдерживалась до боли в горле.
— Любовь здесь ни при чем. Я обязан гарантировать тебе безопасность, пока суд не решит, что с тобой делать. Это все.
Вот как…
Я сглотнула горечь и сжала губы, чтобы не начать всхлипывать от обиды, которая уже раздирала мою грудную клетку.
Любовь здесь ни при чем.
— Странно, — Оушен мельком кинул синий взгляд и снова отвернулся, — ты говорила, что попала в программу по ошибке, но быстро приняла наши условия. Более того, согласилась на игры близнецов, продолжая строить из себя святость и невинность. А теперь тебе интересно, как моя женщина отнесется к тебе? Это что, тоже проявление благодетели? Или узнаешь, на счет того, согласна ли она с тем, что ты к нам присоединишься?
— Ты что несешь? — все, что он говорил было обидно. Но только потому, что во многом он был прав. — Они манипулировали мной! В тот вечер я ждала тебя! Я не хотела, чтобы так вышло!
Мое лицо было мокрым от слез, и сил сдерживаться больше не было.
Оушен коснулся моей ладони. По руке побежал ток, а в животе вспорхнули бабочки. Неужели он понял, поверил?
— В тот вечер возможно было именно так. Но потом…— он перевернул ладонь и сжал ее так, чтобы символы были сверху, — на тебе кольцо Сида. На тебя не могли действовать ничьи взгляды. Не оправдывайся.
Оушен небрежно выпустил мою руку, будто это была какая-то мерзость, и снова уставился на приборную панель.
— Ты знал, на что шел. Разве нет? Разве ты не давал свое согласие, зная, что будешь не единственным?
— Я видел перед собой растерянную девушку, которая попала в отвратительную ситуацию, из которой и выхода-то нет. Когда я понял, что тебя обманом заставили подписать договор, я попытался изменить закон. Говорил с правителем, с его сестрой, добился того, что они решили заняться твоей проблемой. Ведь это несправедливо, заставлять человека делать то, чего он не хочет. Но ты дала заднюю. И я не понимаю, как можно говорить одно, а делать ровно противоположное. Ты продолжала изображать из себя обманутую и несчастную, в то время, как страдать даже и не собиралась.
