Смотрела я на себя, а вспомнила бабулю, и снова глаза неудержимо защипало от желания плакать, но нельзя! Нельзя! Сегодня много дел. Да и при Дениске нужно держаться.
Я наскоро приняла душ, привела себя в порядок и вышла в комнату, Артема в ней уже не было, и я заметалась по комнате, не зная, как быть. Мне уже натерпелось поехать к Денису. Хоть я и понимала, что еще очень рано и до приемных часов мне с моим нетерпением было еще невероятно далеко. Я металась по комнате, словно вольная до недавнего времени, тигрица, по клетке. Ходила из угла в угол, сверля глазами неторопливые часы. Пока в комнату не постучали.
Это был Артем.
— Доброе утро, — произнес он привычную фразу и тут же смутился. — Прости. Пойдем, позавтракаем.
— Я не хочу.
— Я знаю, — Артем подошел ближе и обнял за плечи, — но надо. Сегодня тяжелый день будет, ты должна быть сильной. А для этого надо поесть.
Меня согрела ласка в голосе Артема, и я даже нашла в себе силы немного ему улыбнуться в ответ.
Мы спустились вниз, я кое-как смогла впихнуть в себя блинчик с творогом и запить его крепким кофе.
— Поедем к Денису, пожалуйста! — взмолилась я. — Я не смогу сидеть здесь!
— Хорошо. Я отвезу тебя, но остаться с тобой не смогу. Дел много.
— Оставаться и не надо. Я просто хочу быть рядом с Денисом, когда он придет в себя.
— Я понимаю. Поехали.
— Что тебе говорил Шульгин? — спросил Артем, когда мы ехали в машине.
От звука этой фамилии я вздрогнула, словно меня раскаленным прутом стеганули.
— Не хочу о нем. Не сейчас, — отрезала я излишне резко. Артем тяжело вздохнул:
— Ладно, прости.
Весь остальной путь мы проделали в молчание. Я внутри себя просто кипела от злобы и ненависти. Руки сами собой сжимались в кулаки. Убила бы! Вот своими руками разорвала бы просто на мелкие кусочки! Тварь! Ничтожество! Понавыращивал уродов! Беззаконников! Ненавижу! Ненавижу! Ну, нечего! Еще за все ответите, так или иначе! Клянусь!
Я с такой силой сжала кулаки, что ногтями впилась в кожу ладоней до крови, а заметила это, лишь когда увидела кровь на сумочке. Вытащила из сумочки платочек и всю дорогу до больницы его комкала, отвлекаясь от своих мыслей.
Тетя Люба уже сидела у палаты, и я поспешила к ней. Она, увидев меня, подскочила:
— Ты не волнуйся Анют, Дениска еще спит, — зачастила она. — Ночь прошла спокойно. Я спрашивала у дежурных врачей.
Я была рада за брата и даже испытала некоторое облегчение, но сейчас меня очень интересовал только один вопрос, который я и поспешила задать:
— Кто из вас взял его деньги? Кто и зачем? Как вы могли??
Тетка сразу побледнела и начала часто моргать. Это у нас семейная реакция на волнение.
— Ань да мы же о тебе подумали. О вас с Дениской, — заламывая руки начала она. — Тебе ж учиться надо, образование получать. Да и ему потом тоже. Твой молодой человек, это конечно хорошо, но он сегодня есть, а завтра, кто знает, как у вас все сложится. А жить то вам каждый день надо. Кушать. Похоронить то мы маму и сами похороним. Это без вопросов. Деньги эти для вас с Денисом будут. Человек этот очень большой, при положении. Справедливости там все одно, не добиться. Пусть хоть польза вам будет.
Я слушала тетку и еле сдерживалась от поднятия на нее руки. Пальцы аж судорогой свело от неимоверного усилия.
Ну как же она не понимает!
— Моя бабушка мертва! У вас всех мамы нет больше! А вы деньги взяли, зато чтобы ее убийца спала спокойно, — прошипела я севшим голосом.
— Да ты пойми Анют! Там и возраст уже был такой, что не сегодня, так завтра, не по той так по иной причине.
От этих слов, я шарахнулась от тетки так, словно мне ими пощечину залепили. Я стояла оглушенная жестокими словами, задыхаясь от боли и ярости. Благо у нее хватило ума уйти прочь сейчас из коридора. Вместе нам будет теперь невыразимо тесно, где бы мы ни находились и сколько бы времени не прошло.
— За что она так? За что?
Спросила я никого-то конкретно, а просто так, в пустоту, не сдержавшись.
— У всех своя, правда, Анют. Не обижайся на нее.
Артем снова обнял меня, прижал к себе и стал гладить по волосам. А я горько всхлипывала, прижавшись к нему. Меня разрывало от горечи, и было просто необходимо выговориться.
— Зачем она так о ней? Ну, зачем? Ну, какая разница сколько ей лет? Это же ее мама! Мама! Да если бы только моя мамочка была жива! Я все бы отдала сейчас за минуту в ее объятиях.
— Анечка, хорошая моя! Я понимаю тебя, как никто! Поверь! У самого мама только год как ушла. Скучаю еще жутко и слезы утираю тайком от всех. Жалею о многом несказанном, не сделанном, но это жизнь. По-другому ее уже не перепишешь! Не дано. Никому. Таковы законы этого мира. И ты можешь обидеться и на меня, но насчет денег Шульгина твоя тетя права. С него не убудет, а вам с братом, они просто необходимы. Когда боль поутихнет, ты сама это поймёшь.
Я тяжко вздохнула и отстранилась от Артема. Я и сейчас уже это все понимала, но смириться с этим было невероятно тяжело. Как и с тем, что виновнице ни будет никакого наказания за содеянное, разве, что от бога воздастся как-нибудь.
— В таком состояние после аварии его дочь?
— Насколько я знаю, у нее сотрясение мозга и перелом носа.
Я еле сдержала ругательство уже вертевшееся на языке. Только и осталось, что вопрошать:
— И где же справедливость твоя, боже?
— Она будет, Ань. Обязательно. Иначе не бывает. Карму, никто, никогда и не за какие деньги не отменит.
— Карма говоришь, — горько усмехнулась я. — это типа все события, происходящие с нами, сейчас, имеют причинноследственную связь с событиями, совершенными нами в прошлом. Да?
— Точно так, — кивнул Артем.
— Так скажи мне: где ж я так на кармовала, что теперь так невероятно огребаю, а? Это что ж такого сделать надо было?
— Будет и счастье у вас, обязательно, — ободряюще улыбнулся мне Артем, поправив волосы.
— Ты только верь в это. Ради брата верь. Тогда и он верить будет. Иначе без веры, у вас не жизнь будет, а бессмысленное существование
Попробую, — буркнула я, с тяжелым вздохом.
Ради брата я и правда, попробую. Только бы господь сберег его для меня.
— Анечка, мне пора, правда. Прости очень много дел. Я поеду, а ты, если что — звони. Я на связи.
— Хорошо.
Артем поцеловал меня в лоб и ушел, а я сразу почувствовала себя невероятно одинокой. Неужели же успела уже к нему привязаться? Это я очень зря конечно. Что-то мне подсказывало, что его сочувствие ко мне кончится куда быстрее, чем у родственников.
