– Я не доверял ей вообще, – с горечью отозвался лорд Манвилл.
Регулярно, день за днем, лорд Манвилл уезжал из дома утром и возвращался вечером. Адриану казалось, что с каждым днем лорд становится все добрее, доступнее, но совершенно очевидно – несчастнее. Он так похудел, что одежда болталась на нем как на вешалке, но, как ни странно, это ему шло. Он бросил былые увеселения, прекратил свой беспутный образ жизни, который, даже при крепком телосложении и отменном здоровье лорда, начинал давать о себе знать.
Через неделю Адриану уже трудно было представить себе, что лорд Манвилл когда-то был тем грозным и суровым опекуном, которого он ненавидел и боялся.
Теперь они разговаривали как мужчина с мужчиной, как двое людей, потерявших нечто ценимое и любимое ими обоими. И иногда могло показаться, что Адриан был старше и мудрее, и лорд Манвилл обращался к нему за помощью и советом.
– Что же мне делать? Куда идти? – без устали вопрошал лорд, возвращаясь домой после дня бесплодных поисков. – На что она может жить? Ей ведь нечего продать. – И тут он тихо добавил: – Кроме… Пегаса.
– Если так, мы бы нашли его, – заметил Адриан. – Такой конь незамеченным не останется.
– Я думал об этом, – сказал лорд Манвилл. – Я уже послал одного из конюхов в Лондон наблюдать за Тэттерселз и другими местами, где продают лошадей. А Гартону даны инструкции, чтобы либо он, либо один из опытных конюхов посещал каждый аукцион лошадей в радиусе пятидесяти миль отсюда.
– А как насчет Хупера? – спросил Адриан.
– Мой секретарь сказал мне, что ни Хупер, ни Шерил Клинтон ничего не слышали о Кандиде с тех пор, как она приехала сюда. Он уверен, что они говорят правду.
– Но должна же она где-то быть! – сказал Адриан. – Даже если бы она умерла, об этом были бы какие-нибудь записи.
– Не смей такого говорить, – резко оборвал его лорд Манвилл.
Адриан, взглянув на него, вдруг осознал, что лорд очень страдает и мучается. Адриану трудно было поверить, что кто-то, не говоря уж о его светлости, может так болезненно переживать потерю женщины.
Через неделю до них дошла новость, что сэр Трешэм Фокслей уехал за границу и что поместье Тауэрс продается. Лорд Манвилл дал указание купить его, но ни в голосе его, ни в поведении не чувствовалось торжества. Когда торговый агент ушел, Адриан сказал лорду:
– Ты ведь об этом всегда мечтал, разве не так?
– Я не раздумывая променял бы поместье Тауэрс, да и Манвилл тоже, на один шанс найти Кандиду, – ответил лорд, и у Адриана не было сомнений, что тот говорит правду.
– Почему сэр Трешэм ненавидел тебя? – поинтересовался он. – Что за ссора произошла между вами?
– В принципе ничего особенного, – ответил лорд Манвилл. – Он хотел надуть одного моего приятеля, который был вынужден продать своих лошадей, чтобы расплатиться с долгами. Он был молод и не очень опытен, и Фокслею удалось договориться с ним о продаже по совершенно нелепой цене – гораздо ниже, чем лошади стоили. Я убедил приятеля расторгнуть сделку и заплатил ему ту цену, которую животные заслуживали. Фокслей был в ярости, особенно когда одна из лошадей выиграла скачки в Нью-Маркете. Он так непристойно и оскорбительно вел себя из-за этого, что я забаллотировал его, когда он хотел вступить в один клуб. Он поклялся рассчитаться со мной, и, право же, ему это удалось.
– Кандида ему не досталась, – сказал Адриан. – Хоть в этом, по крайней мере, мы можем быть уверены.
– Но она не досталась и мне, – пробормотал лорд Манвилл.
Через три недели после того, как уехала Кандида, Адриан, как обычно, спустился к завтраку. Лорд Манвилл уже заканчивал свой кофе. Адриан взял себе в привычку завтракать рано, чтобы видеться с опекуном, прежде чем тот уедет на свои ежедневные поиски.
– Прошу прощения за опоздание, – сказал Адриан, но я лег только в три часа – заканчивал стихотворение. Мне бы хотелось, чтобы ты его послушал, когда у тебя будет время.
– С удовольствием, – отозвался лорд Манвилл. – Твое последнее стихотворение, наверное, одно из самых лучших, что ты написал.
– У меня небольшая заминка с последней строчкой, – сказал Адриан. – Если б только Кандида была здесь, она объяснила бы, в чем проблема.
– Может быть, сегодня я ее найду, – сказал лорд Манвилл.
Надежды в его голосе было мало, звучало лишь страдание, и от этого Адриан почувствовал, что больше всего на свете ему хочется подбодрить лорда Манвилла.
– Прошлой ночью мне приснилось, что она вернулась, – сказал он, – и мы все были очень счастливы. Бредовый, конечно, был сон, потому что Пегас стоял в гостиной и ел гвоздики из ваты.
Лорд Манвилл попытался улыбнуться, но ему это не удалось.
– Ну, мне пора ехать, – сказал он, вставая. – Я еще точно не знаю, куда поеду: я уже побывал практически везде.
В комнату вошел Бейтман. У него было такое выражение лица, что Адриан с удивлением уставился на него.
– Прошу прощения, милорд, – сказал он, и в его голосе чувствовалось возбуждение, – но молодой Джим – он работает на конюшнях – хочет поговорить с вашей светлостью.
– У него есть что мне сказать? – быстро спросил лорд Манвилл. – Скажите ему, чтобы он вошел, Бейтман.
Вошел низкорослый парень, нервно теребя свою кепку. Лорд Манвилл сел.
– Ну, Джим, – сказал он, – ты что-то нашел?
– По-моему, да, милорд, – ответил Джим. – Вчера вечером я ездил в гости к моей тетке в Кобблворт. Это где-то в четырех милях отсюда, как известно вашей светлости. Я подумал, что, прежде чем возвращаться, будет неплохо пропустить кружечку эля в «Лесорубе». Сижу я там, и входят два конюха. Тот парнишка, что помоложе, завел со мною разговор и спрашивает, будет ли кто-нибудь от нас участвовать в скачках на первенство графства в следующем месяце. Я сказала, что у вашей светлости есть несколько превосходных лошадей, а они и говорит:
«В наших конюшнях есть один конь, который любого обойдет в этих краях».
«Да врешь ты все», – говорю я.
«Нет, – отвечает он. – У нас есть один огромный черный жеребец. Роста в нем метр семьдесят с лишним. Он кого угодно обгонит и перепрыгнет через все, что перед ним ни поставь».
Я хотел его получше порасспросить, но тут конюх, который с ним был, позвал его, он тут же поставил свою кружку на стол, будто торопился куда, и вышел из трактира.
– Кто были эти люди? Откуда они приехали? – требовательно спросил лорд Манвилл, не в силах сдерживать свое нетерпение.
– Я как раз собирался сказать вашей светлости, – ответил Джим. – Я спросил хозяина трактира – я его знаю, сколько себя помню, – чьи это конюхи. Он ответил, что это парни Сторров, да еще и удивился, как я не узнал их ливреи.
– Граф Сторр!
