— В этом весь ты — рвать, выгрызать зубами и не отпускать.
— Ну, вот такая у меня любовь, Ира. Хоть как-то, но схватиться за желаемое.
— Но такая любовь не по мне. Я действительно желаю, чтобы ты нашёл своё счастье. Свой кусочек пазла. Не меня. Я просто временно заблудилась здесь.
Стас резко двинулся вперёд. На мгновение мне показалось, что случится что-то непоправимое.
В его глазах было слишком много нетерпеливого огня и несогласия с моими словами. Но потом он резко выдохнул и сел на стул, сгорбившись, словно из него вынули стержень.
— Давай, Серёга, вали. Забирай свою девочку с другой планеты, — потухшим голосом сказал он.
— Можно я заберу с собой Брауна? — спросила я.
— Он твой. Уже давно. Мой самый лучший поступок, от всей души.
Стас несколько секунд смотрел ничего не смыслящим взглядом в стол, а потом резко поднялся.
— Мне здесь тоже делать нечего.
Серёжа обнял меня и поцеловал в висок, уводя за собой. Стас резким размашистым шагом вышел вслед за нами.
Пока мы сидели дома у Стаса и разговаривали, на улице снова пошёл дождь. Сердце испуганно дрогнуло. Паника пощекотала затылок горячим дыханием.
Серёжа обнял меня одной рукой, поцеловал в волосы.
— Когда-нибудь ты перестанешь бояться дождя. Я тебе помогу. Веришь?
Я закивала головой часто-часто, слушая отдалённые раскаты грома. Всё равно чувствовала себя загнанным в угол животным.
Стас стоял у своего автомобиля и курил, глядя куда-то в сторону.
— Давай вот так.
Серёжа обхватил мою руку и разжал кулак, поглаживая пальцы. Заставил меня шагнуть вперёд и раскрыл ладонь, поддерживая её.
— Дождь — это просто вода. Не бойся. Мы со всем справимся. Веришь?
Я зажмурилась, ожидая, что небеса рухнут на землю или произойдёт глобальный апокалипсис, потому ладонь беззащитно выставлена вперёд, под шёпот дождя.
Но ничего страшного не произошло.
Сердце замерло на месте и сорвалось бешеным пульсом. Едва тёплые капли бились о ладонь.
Меня больше не трясло сильной дрожью. Но я всё равно ни за что бы не разомкнула пальцы другой руки, переплетённые с пальцами Серёжи.
Мой муж. Любимый. Единственный.
— Вернулась, Ира, — счастливо шепчет Сергей, накрывая поцелуем мои губы. — Вернулась же, да?
— Да. Ты меня вернул. Люблю тебя…
57. Он-2
Честно признаться, иногда я считал Серёгу едва ли не лохом и слабаком. За то, что позволил мне ещё год назад приходить в больницу к его жене, изображая мужа.
Сначала он, конечно, как следует, размял об меня свои кулаки. Но бил не по лицу. Не хотел, чтобы Ира увидела моё побитое лицо. Лицо «мужа».
Серёга не хотел, чтобы Ира расстраивалась даже по такому поводу. В том взвинченном состоянии, в котором она находилась тогда, даже малейшая тревога могла стать спусковым крючком.
Я чувствовал его желание прибить меня хотя бы за то, что…
Да много за что!
За то, что захотел его жену, за то, что трахнул её, за то, что она оказалась беременной от меня.
За то, что они поссорились, а причиной их ссоры был я.
Я стал краеугольным камнем, о который разбился хрустальный мирок их любви.
Но бить лицо Серёга мне не стал. А вот всё, что ниже шеи, было почерневшим от синяков.
Когда Ира в больнице счастливо стискивала меня за шею, прижимаясь всем телом, искры из глаз сыпались от боли. Но я улыбался.
А Серёга дежурил внизу, расхаживал по коридорам больницы или курил у выхода. Из обрывочного злого обмена репликами с другом я понял, что Ира не сказала мужу, как всё было у нас.
Серёга не знал, что всё произошло без согласия Иры. Он по умолчанию решил, что она сама захотела. А я не стал разубеждать его в этом.
Я принудил, заставил, поимел жену друга против воли. Со мной крошечной девчонке было ни за что не справиться.
Принудительный секс. Пусть она и кончила, но это чистая физиология. Она же возненавидела меня после этого и смотрела как на исчадье ада.
Но Серёге она ничего не рассказала, а молча проглотила его обвинения в блядстве и распущенности. Или не молча, судя по словам друга. Назло, конечно.
Я же чувствовал и понимал, что она ко мне испытывала далеко не симпатию…
— Иди, бля, изображай теперь из себя меня, любимый мужчина! — выплюнул мне Серёга в лицо тогда.
— Ты же любимый мужчина? — рассмеялся я.
— Да вот теперь уже не уверен! — зло выпалил Серёга.
Он всё равно приходил и дежурил, с надеждой смотрел на меня и слушал заключения врачей, ожидая, что вот-вот наступит просвет, и его девочка с другой планеты вернётся на земную орбиту.
Но девочка спряталась глубоко-глубоко в себе и собрала головоломку шиворот-навыворот. Неправильно.
А я был и рад этой неправильности. Не шевельнул и пальцем, чтобы исправить. Как только Серёга отбыл, я сразу забрал Иру из больницы и создал для неё уютный, защищённый мирок.
Я наслаждался тем, что было, и в то же время хотел избавления.
От чужой маски, от ласкового «Серёжа» томным шёпотом на ухо.
От звука её голоса возбуждение простреливало в пах, но оно отдавало ядом: так же, как Ира отдавалась не мне, Стасу, а ему, Сергею.
Но мне нужно было зацепиться хотя бы за что-то, урвать хотя бы такой кусок…
Поэтому я жил, обманывал и обманывался.
Идиллия не могла быть вечной. Рано или поздно вернулся бы Серёга. Но я кощунственно часто думал, что не все возвращаются, а словить пулю иногда очень легко.
Но он вернулся. Вернулся, хотя его признали пропавшим без вести.
Он пылал негодованием и жаждой забрать своё. А я поверил в то, что почти за целый год мы с Ирой вросли друг в друга. Я был уверен, что даже появление Серёги ничего не изменит.
Я бы не позволил отвести её туда, где что-нибудь могло ей напомнить о прошлом. Серёга боялся навредить Ире активными действиями и действовал осторожно.
Я использовал его же страх и желание защитить Иру против него же.
Это были странные танцы на лезвие ножа. Но не получилось. А жаль…
Я настолько сильно не хотел её отпускать, что даже предложил играть на троих. Потому что слишком хорошо понимал: от Серёги она не откажется ни за что. Он там, где-то глубоко внутри неё, задевает те струны, до которых мне никогда в жизни не добраться.
А Серёга, даже скрытый за пеленой беспамятства, умудрялся затронуть их и заставить сомневаться.
