— Макс, я… — спазм стыда перехватывает горло, мешая говорить.
— Настя, ничего не нужно объяснять.
Господи, сделай так, чтобы я прямо сейчас стала невидимой. Потому что я не могу смотреть в его глаза после того, как его пальцы… нет, лучше не вспоминать! Отворачиваюсь к окну и бубню, старательно рассматривая прохожих:
— Нет, Макс, мы должны немедленно поговорить об этом. Потому что то, что случилось, было ошибкой…
— Не ошибкой, а частью курса лечения.
— Нет, так нельзя!
— Послушай меня, когда тебе болит голова, что ты делаешь?
— Принимаю таблетку обезболивающего и иду спать.
— Правильно. Вот ты сейчас и приняла таблетку. Считай, что я твой парацетамол. Настя, ты пытаешься обмануть своего мужа. А разведчики — чтоб ты понимала — засыпаются на мелочах. Гордей не идиот, а прожженый и прокачанный жук. Ему достаточно бросить один взгляд на нас с тобой, чтобы понять: между этими двумя ничего нет. Вот и я укрепил твою версию. Теперь между нами есть особая интимная близость. Мы официально любовники.
— Гордей тебя и не увидит никогда, — горячо возражаю я. — Мы с ним договорились не показывать друг другу своих любовников.
— А у тебя в жизни все всегда идет по плану? — хмыкнул Макс. — Правда? Москва — деревенька маленькая. И хотя мы не люди одного круга, но варимся в одном и том же соку. Ты с одной стороны, с барской, я с другой — как холоп.
— Перестань, Макс! Зачем ты так?
— Не суть важно, Настя, — отмахивается он. — Меня не волнуют официальные социальные статусы. Важно другое: чтобы мы вместе смотрелись органично. Мужики такие вещи моментально учуивают. Черт нас знает как! Может, на уровне химии. Флюиды там и прочая ерундень. Но одно известно точно: когда мужчина и женщина переспали, то это всегда видно. И еще… без обид, но неудовлетворенную женщину тоже сразу видно.
— Ты хочешь сказать, что я выгляжу, как…
— Именно! Если ты не готова идти до конца, то нечего было вообще начинать все это. Добро пожаловать во взрослые игры, малыш! Здесь все по-настоящему. А не так, как хотела ты. По Александру Блоку.
— Что это значит, Макс? При чем здесь Блок?
— А у него есть такое забавное стихотворение про кукольный театр, называется "Балаганчик": "Страшный черт ухватил карапузика, и стекает клюквенный сок". Не страшно звучит, правда? Потому что видно, что это все ненастоящее. Так и ты: предложила мужу открытый брак, но при этом хочешь остаться незапятнанной. И выглядишь, как тот карапузик из балаганчика: его вроде убили, но он остался жив. Только твой муж сразу отличит клюквенный сок от крови и никогда не купится на такое разводилово. Так что спрашиваю в последний раз: ты готова идти до конца?
— Я и так пошла до конца.
— Нет, от тебя пахнет клюквенным соком.
— Повернуть все назад уже нельзя, Макс.
— Нельзя. Но запороть игру можно. Да еще как! Поэтому и спрашиваю, — он берется за ручку двери и нажимает, открывая ее.
Он смотрит на меня, ожидая ответа. А что будет потом? Если я скажу, что не готова стать его любовницей по-настоящему? Хотя именно это сейчас и произошло. Ну, почти произошло. С моей стороны так точно. Он ведь, наверное, уйдет. И я снова останусь одна. Без совета. Без помощи. А ведь даже Тату именно он нашел. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы я стала искать любовницу для мужа сама?
— Наверное, я одна вообще ничего не могу. Потому что я — тряпка.
– Никто не может, — возражает Макс.
— Я сказала это вслух?
— Да, а я отвечу, что все окружающие напропалую врут о своей самостоятельности. А на самом деле каждому кто-то помогает. Просто люди стараются это не афишировать, рассказывая сказки, как справляются со всем сами.
А ведь он прав! Я тоже не верю всем этим россказням на тему: " я сама". Потому что неоднократно видела, как за спиной таких вот сказочников стоят сильные, богатые и знаменитые. Мой бывший, Аристарх, тоже всем рассказывает, как он самостоятельно сделал блестящую карьеру в Большом Театре, скромно умалчивая о маменьке с крупнокалиберным Минкультом наперевес.
— Хорошо, Макс. Я согласна пойти до конца.
— Вот и отлично, — он закрывает дверь машины и усаживается поудобнее. — А теперь расскажи мне, как твой муж разговаривал с Татой. И как она себя вела. Все расскажи, до мельчайших подробностей. Это важно. Потому что мой взгляд отличается от твоего.
Вечер. Кухня. Я готовлю заказанный Гордеем тайский суп Том-ям, пытаясь справиться с дрожью рук. Я и в обычном состоянии ненавижу готовить эту лабуду, а сегодня вообще все валится из рук. То креветки бухаются в раковину, то грибы разлетаются по всей поверхности мраморного стола для готовки. Так задумываюсь, что чуть не выплескиваю куриный бульон в раковину. Этого еще не хватало! Пришлось бы все начинать сначала. Варить это чертову бурду на готовом бульоне, разведенном из пакета, бесполезно. Гордей любит именно на настоящем бульоне и моментально учуивает разницу во вкусе.
В холле хлопает входная дверь.
— Настюша, я дома! — Гордей заходит в кухню, видит кипящий на плите суп и радостно потирает руки. — Том-ям уже готов? Какая же ты умница у меня! — он обнимает меня сзади и целует в шею.
От растерянности промахиваюсь и режу деревянную доску вместо зелени. Не помню, когда в последний раз мой муж был так оживлен. Когда вот так врывался в кухню и обнимал меня, и еще и хвалил. На миг меня охватывает острое счастье, и кажется, что время повернулось вспять. И снова вернулись те времена, когда он бежал домой, даже не раздеваясь, усаживался в кухне. И рассказывал мне все, что произошло за день. А потом хватал на руки маленькую Белку, и, в ожидании ужина, они рисовали или лепили на кухонном столе. А я еще вечно ворчала на них, чтобы шли в комнату и не мешали. Потому что не понимала тогда своего счастья от этой веселой суеты. И этого огромного дома у нас еще тогда не было. Кухня была небольшая, и мне негде было нормально готовить, когда они усаживались за стол, раскладывая фломастеры или пластилин. Зато было огромное счастье!
Последний штрих — зелень. Наливаю суп в керамическую плошку и ставлю перед Гордеем. Он с таким зверским аппетитом уплетает ужин, словно не ел вечность.
— Настюш, в этот раз суп просто улетный! — Гордей разламывает напополам булку и откусывает здоровенный кусок.
Нет, меня комплиментами не обмануть. Это у него такой волчий аппетит после кувырканий с Татой. Он всегда хочет есть после отличного секса. Воображение уже рисует горячие картины в красном цвете. Вот Гордей обнимает Тату, вот поднимает ее на руки и кладет на кровать. Чертов мозг, выключи это кино! Я сейчас с ума сойду! Сердце разламывается на пылающие огнем куски. Давлю в груди всхлип, через силу улыбаюсь мужу, беру со стола телефон и выхожу из кухни. Я должна все узнать.
Стараюсь идти медленно, пересекаю гостиную, дохожу до лестницы на второй этаж. Здесь уже можно не сдерживаться. Лестницу из кухни не видно. Бегом взлетаю наверх, закрываюсь в ванной комнате, включаю воду и дрожащими руками набираю Макса.
