— Что это, Макс?
— Это деньги, которые ты мне дала за услуги психолога.
— Но…
— Тише, не хочу, чтобы Тата слышала. И не спорь! Я не беру деньги у любимых женщин.
Хочу возразить ему, что мне не до сна и тем более не до денежных вопросов. Но его теплые руки убаюкивают меня в уютном гнезде пледа. Усталость и нервотрепка дают о себе знать, и я засыпаю. Мне снится Тата. Она плачет и все крутит на пальце кольцо. И во сне я все время думаю о том, почему Хлыст назвал ее Леной? Нет, я не куплюсь на эту сказку о не гламурном имени. Тут что-то другое. И я выясню, что это. Непременно! Вот только сначала немного отдохну.
Просыпаюсь от пристального взгляда. Он прожигает меня насквозь даже сквозь сомкнутые веки. Неужели это Хлыст? Ноги холодеют от ужаса. Приоткрываю глаза и сквозь ресницы бросаю осторожный взгляд. Гордей молча стоит возле дивана и внимательное рассматривает меня, в точности как биолог букашку под микроскопом. И взгляд такой же: задумчивый и пытливый.
— Боже, Гордей, ты так меня напугал! — сажусь на диване и невольно натягиваю плед на грудь.
Неуютно мне как-то от взгляда мужа.
— А где Макс? — озираюсь по сторонам. — Он уже уехал?
— Интересное кино! — горько усмехается Гордей. — Раньше ты меня на пороге встречала, ждала с нетерпением. А теперь первый вопрос о нем. И это после того, что случилось сегодня утром, буквально пару часов назад. Значит, Хлыст тебя не интересует. Встреча с моим клиентом тоже, хотя ты вообще-то моя личная помощница, позволь тебе напомнить, так что должна быть в курсе моих дел. Тебя интересует одно: где Макс.
— Что ты к словам цепляешься? — встаю с дивана и становлюсь напротив Гордея. — Ну спросила и спросила, — собираюсь одернуть одежду и только сейчас замечаю, что я с утра в своем любимом халате: черном в крупных желтых подсолнухах и с ярко-желтыми меховыми подсолнухами поменьше на манжетах, и бэби-долле такой же расцветки.
Как это я забыла одеться? Никогда не позволяю себе такой распущенности, чтобы по дому в халате ходить, а тут вообще из головы вылетело. Поворачиваюсь, чтобы подняться в спальню и переодеться. Но Гордей хватает меня за руку, внезапно прижимает к себе и целует в губы. Причем так странно, как когда-то. Я уже и забыла, кода в последний раз его губы так требовательно и жадно прижимались к моим.
— Ты что, Гордей? — шепчу едва слышно. — Обалдел? Там Тата на кухне.
Словно в подтверждение моих слов из кухни доносится металлический грохот и возглас Таты:
— Да чтоб тебя!
— Просто целую свою жену. Нельзя? — шепчет Гордей, обнимая меня за талию
— Нельзя, — пытаюсь выскользнуть из его рук. — Там Тата. Не знаю, как тебе, а мне неудобно. Не создавай, пожалуйста, шведскую семью, ладно? Если так получилось, что нынешней ночью мы все собрались в одном доме, то это стечение обстоятельств, и не нужно превращать это в игру и в сексуальную забаву.
— Серьезно? — на губах Гордея появляется злая улыбка, больше похожая на гримасу. — А что ж ты об этом сегодня ночью не думала? Когда спала с своим смазливым психологом?
— Фу, какая пошлость! — кривлюсь я. — Кто бы говорил! Сам мне домой притащил свою Красную Шапочку, которая у нас тут без пирожков по лесам бегала, и еще претензии предъявляешь?
— Я с ней не спал в нашем доме, Настя. Я обещал и сдержал слово. А вот ты… ловко ты меня провела. Молодец. Как адвокат восхищаюсь! Это же просто классика нашей профессии! Ты ведь мне не давала слова. Я вообще не знал, что у тебя есть любовник. Поэтому ты спокойно сегодня ночью спала с ним в нескольких метрах от меня.
Он все-таки понял! Как? Врать ему бесполезно. Не поверит. Оправдываться гадко. Единственный выход: быстро уйти наверх.
— Не собираюсь говорить на эту тему. Отпусти меня, Гордей, я хочу одеться.
— Отвечай мне, Настя! — он снова хватает меня за руку. — Он, действительно, настолько хорош, как любовник, что ты наплевала на все и отдалась ему там, в саду?
— Я не буду говорить на эту тему. Отпусти!
— И еще… я по дороге все думал. Все вспоминал твою фразу: "я никуда не поеду". Это из-за него или из-за меня? Раньше я бы и не спросил. А сейчас мне очень интересно, что ты имела ввиду.
— Ты, действительно, хочешь знать, Гора?
— Да, Настюша. Хочу.
— Ладно. Из-за него.
Гордей бледнеет, хватает мою руку и больно сжимает ее.
— Врешь! — шепчет он, едва размыкая онемевшие от гнева губы.
Очень трудно выдержать его взгляд, не отворачиваясь. Но я стараюсь. Тишина между нами становится такой плотной, что ее можно резать ножом, как горький черный хлеб. Недоверие на его лице сменяется болью, а потом снова недоверием. Он не может осознать, что его Настюша, верная, как собака, вдруг нашла себе другого. А я сама могу? Верю ли я в то, что говорю? Прислушиваюсь к себе, к своему сердцу. Там еще жива любовь к Гордею. Она сидит в уголке и горько плачет. Одинокая и потерянная моя любовь к мужу. Я смотрю на нее со стороны. Представляю, что она сидит в темной комнате, а я стою на свету в коридоре. Вот она медленно поднимает голову и с надеждой смотрит на меня. Поджимаю губы и закрываю дверь. Пусть она остается там, в чулане памяти. В темной комнате сердца. А я иду дальше.
— Не вру! — с вызовом отвечаю мужу, выдергивая свою руку из его ладони.
Гордей прерывисто вздыхает, пытается что-то сказать, но в этот момент за его спиной на пороге кухни появляется Тата.
— Привет! — улыбается она, но испуганная гримаса немедленно искажает ее лицо. — Гордей, в чем дело? Все в порядке?
Гордей поворачивается к ней.
— Да, — отвечает он. — А ты как?
— А я там тортик испекла. Вернее, два. Не знала, какой тебе и Насте больше понравится. Поэтому сделала и ванильный и шоколадный.
— Спасибо, — вежливо, но сухо благодарит ее Гордей.
Я, воспользовавшись паузой, быстро поднимаюсь по лестнице в спальню.
— Настя, приготовь мне креветки, пожалуйста, когда оденешься, — кричит Гордей, подойдя к лестнице.
– Я могу, — поспешно предлагает Тата.
— Нет, спасибо, ты не знаешь, какие я люблю, — сухо отвечает Гордей.
Наскоро переодевшись, выхожу на кухню. Гордей работает в гостиной на диване. На коленях ноутбук, по журнальному столику, что стоит рядом с диваном, рассыпаны документы. Странно. Он всегда работает в своем кабинете на втором этаже. Почему он здесь? Охраняет дверь? Думает, что Хлыст вернется, и боится пропустить его? Мои ноги холодеют от страха. Гордей сильный и ловкий, но с Максом мне спокойнее. Жаль, что ему пришлось срочно уехать.
Выхожу на кухню и достаю из холодильника королевские креветки. Гордей обожает их жареными на сковороде в сырной панировке. Я тоже очень люблю их готовить, потому что это одно из тех блюд, которые совершенно невозможно испортить, даже обладая таким антиталантом к готовке, которым щедро наградила меня мать-природа. Высыпаю креветки из пакета в стеклянную миску. Посыпаю солью, выдавливаю на них лимонный сок.
