— Я делаю все, что могу. Всё, даже больше… Но ты не представляешь, как сложно. И с Юлей, и с беременностью… И дело не в том, что я чрезмерно привязываюсь к ребёнку, он пока слишком абстрактен. Просто с Юлей тяжело.
Я шагнул к Владке и обнял. Волосы её против обыкновения не заплетены в косу, свободно лежат по плечам. Одна прядь щекочет мою щеку. Я закрываю глаза, вдыхаю её запах. Он уже кажется родным, столько времени проводим вместе… На горькую долю секунд позволяю себе пофантазировать. Если бы в тот далёкий день, много лет назад я не встретил Юльку. Или если бы после разрыва, встретившись мы не бросились друг к другу, словно ища спасения в объятиях. Если бы я пошёл в тот громкий идиотский клуб пить текилу, а там бы танцевала Влада. Если бы я стал тем мужчиной, что уведет её с собой… Теперь, когда все так запуталась даже фантазии кажутся недопустимыми.
— Ты же не плачешь? — встревоженно спросил я, испугавшись того, что Влада стоит в моих объятиях застыв, словно пошевелиться боится.
— Нет, — отстранилась улыбнувшись она. — Ты приходи… С тобой легче как будто. А Юля… наверное теперь я буду встречаться с ней лишь раз в месяц, на приёме у врача. Извини, не могу больше, она душу из меня вынимает…
Из меня душу вынимала Влада. Вот именно сейчас и при каждом прикосновении. При каждой крамольной мысли — остаться бы здесь, в этой дешёвой однушке, с лифчиками на дверных ручках… Каждый раз возвращаться в огромную, идеально чистую и тихую квартиру — испытание. И изо дня в день сложнее. И глаза у Владки широко распахнуты, так смотрит доверчиво… Так и хочется спросить, примешь ли, вместе со всеми моими ошибками, со всем моим прошлым, с нерожденным ещё ребёнком от чужой женщины… Бред. Недостижимый бред.
— Увезу её в отпуск, — обещал я, понимая, что ничего больше обещать не смогу. — Отдохнешь…
— Хорошо бы.
А взгляд говорит — пара недель передышки ничего не даст… Что продержаться нужно больше, гораздо больше. И что неожиданно все не оказалось совершенно не так… хотя что вообще в такой ситуации можно прогнозировать?
— Вот… родишь, и я тебя тоже отдохнуть отправлю. Подальше от этого города.
От Юли, хочется добавить мне. От меня и моих мыслей. Но я молчу. Разговор не клеился. Щенок скулил и просил я на улицу. Я внёс посильный вклад — выгулял его. Пёс, совсем ещё мелкий с поводом смотрелся диковато, но Владка велела поблажек не делать — может сбежать. Глупыш ещё. Шли, а щенок постоянно оборачивался, словно нелоумевая, что за чужой человек с ним гуляет…
Скулил он явно просто от скуки, делать свои дела ему не хотелось. Хотелось гавкать на воробьёв, а потом смотреть на них обиженно — улетают, не дают себя поймать. Хотелось грызть брошенную кем-то пачку от сигарет. Звонко тявкать на прохожих. Я ему завидовал. И его беззаботности, и тому, что его то Влада оставила. Ему не нужно уходить прочь.
— Везучий ты, — сказал я ему. — Везучий гад.
Щенок посмотрел на меня равнодушно, а потом задрал ногу, делая наконец то, ради чего мы тридцать минут бродили по скверу.
Щенок закончил свое дело, а затем весьма неохотно потрусил домой. Впрочем, шёл он совершенно не добровольно, я пытался его вести, потом сдался и отловил, понёс на руках. На руках ему тоже нравилось, ещё бы — видно то гораздо больше. А в подъезде, у самого лифта встретил соседа. Такого незнакомого, уже ненавистного. Я ему тоже не нравился явно, то ли щенка ко мне ревнует, то ли его хозяйку…
— Добрый день, псдержанно поздоровался я.
Вот чему меня жизнь с Юлей научила, так это всегда держать вид. Как бы не было херово, надо улыбаться. Это было религией моей жены, до последних, конечно пор… все должны думать, что у нас все прекрасно.
— Относительно добрый, — счёл нужным поправить меня сосед. Именно соседом я его про себя и называл, словно у него имени не было. — Это конечно не моё дело, но что происходит? Ваша жена, я понял, что это ваша жена, довела Владу до истерики, она до вечера из моей квартиры выйти боялась.
— Вы правы, — сказал я. — это не ваше дело.
К счастью, сосед выходил из подъезда, поэтому в лифте я ехал один. Вошёл, глаза закрыл — черт, черт! Юлька снова сорвалась. И что делать с ней я не знаю, не понимаю, хоть просить спрятать Владу по программе защиты свидетелей. А вообще… шутки шутками, но нужно что-то предпринимать.
— Я снова тебе завидую, — сказал я щенку. — Ты мало того, что с Владкой живёшь, так ещё и пёс. Никаких проблем, жри, спи, помечай кусты… А потом всех хлопот, что передать я со всеми кобелями за суку. А родит она или нет, тебя волновать не будет.
Щенок звонко тявкнул подтверждая мои слова.
— Если Влада тебя не кастрирует, — решил добавить я, чтобы жизнь собаке мёдом не казалась.
У меня ключи от квартиры Влады. Дала, чтобы вернувшись с прогулки отпер сам. И такой соблазн не возвращать их, оставить себе. И Владу саму тоже себе забрать — знала бы она мои мысли, не улыбалась бы мне так, словно я единственный человек, которому она доверяет.
— Лапы ему помой, — скомандовала она с кухни. — А потом чай пить, я шарлотку испекла. Печь оказывается интересно.
Лапы мыть щенку не нравилось, он крутился, но терпел, привык видимо. Моя рубашка вся в мокрых пятнах, виден даже один чёткий отпечаток лапы. Прелесть. Надо будет переодеться в офисе, иначе Юля поймёт. Чувствую себя неверным мужем, вынужденный скрывать от жены каждый свой шаг, это бесит. И понимание того, что с Владой надо говорить, выпытывать истину, которая мне явно не понравится… и что это будет непросто — обе сестры те ещё молчуньи, видимо детство с бабкой чокнутой аукается.
— Пирог, — улыбается Влада.
Я эгоистично решаю отложить разговор на потом. Вот полчаса посидим, поговорим о чем угодно, о погоде, о щенках, о токсикозе беременных, о премьерах фильмов… только бы говорить беззаботно. А потом я испорчу ей настроение. Однако неожиданно настроение портится у меня, хотя казалось бы — куда хуже. Влада отрезает от пирога два куска и аккуратно заворачивает их в пергаментную бумагу.
— Соседу? — догадываюсь я.
Сам понимаю — не имею никакого права. Но боже, этот комплекс собаки на сене… меня корежит от одной мысли, что я сейчас уйду, а она возьмёт свой кулёк с пирогом и пойдёт к соседу. У пеня какой-то час, а у этого… соседа будет целый вечер. Ему Влада будет улыбаться, на него смотреть так, как будто он единственный, кому она верит… Я чувствую себя обворованным. Паршиво, потому что от понимания того, что я не прав, легче не становится.
