Только Юля оказывается тоже приняла решение. Меня пугала мрачная решимость в её взгляде и я сознательно оставил её на пару часов — пусть поварится в собственном соку. Восхищался младенцем сестры, а Юля решала судьбу своего младенца. Вернулся — она вся в бумагах, просто словно в ворох документов закопалась с головой. Несколько лет назад это умилило бы меня…
— Я все решила, — сказала она и сдула с лица порядку волос, которая каким то образом сбежала из аккуратной причёски. — Взвесила все риски и уже сообщила Владе.
— И как она отреагировала?
Вопрос мой был нейтральным. Я скорее беспокоился о том, как сестры будут общаться между собой, это все ещё больная тема. Я не думал… понятия не имел о том, что в Юлькиной светлой головушке созрел иной выход из ситуации, тот, который я уже не рассматривал.
— Наверное, ей будет непросто. Пока я понять не сумела. Нужно будет найти ей хорошего психолога, все же, вторые роды со смертельным исходом…
Я остановился. Мне показалось, что я ослышался. Точнее, мне бы этого хотелось. Но нет, со слухом и восприятием у меня проблем нет, в данном случае — к сожалению. И ладонь вдруг горит нестерпимым желанием дать пощёчину. Пусть не больно, хотя бы, чтобы отрезвить.
— Ты считаешь, что это нормально?
— Нет, конечно же. Это был мой последний шанс и я вытянула пустышку. Наверное, придётся брать готового ребёнка… Хотя мы можем пройти обследования, я нашла нового отличного генетика… Если проблема будет в одном из нас, то можно будет воспользоваться донорским материалом.
— То есть, — уточнил я, — Ты заставляешь свою сестру второй раз пройти через смерть ребёнка, потому что он получился бракованным?
— Это не её ребёнок, а мой, — поправила Юля. — Точнее, наш. И срок ещё очень мал… Главное, что мы не стали этого афишировать и об этом никто не знал и не узнает. А у Наташи твоей все равно мозги в декрете поплыли…
Я её ударил. Я первый раз ударил женщину. Назвала бы меня Влада сейчас хорошим? Я даже не заметил этого движения, удар родился слишком стремительно, чтобы я смог удержать его, увести в сторону. Единственное, что сдержал в узде — силу. Пощёчина получилась унизительной, болезненной, но все же покалечила больше её эго — глаза свернули оскорбленно.
— Да зачем он тебе, этот ребёнок? — удивилась она, баюкая свою щеку. — Уйдёшь к ней, так она тебе новых нарожает, здоровых, целую пачку… А этот — мой. И… если он родится, ты же точно уйдёшь, мужчины слабые, они не выносят чужой боли… Ты уйдёшь и оставишь меня с ним одну, Юра!
Она не понимала, что уйду я сейчас. И даже не важно, куда уйду, явно не строгать новых детей пачками. Просто, устал я. Правильно, наверное, Юля говорит — слабые мужики. От этой квартиры устал, от гонки за ребёнком, который внезапно стал ненужным, от тишины и напряжения. Я прошёл в кабинет, который уже давно служил мне комнатой и принялся собирать вещи. Так, чтобы хватило на первое время, потом разберусь, что дальше делать.
— Уходишь, да? — Юля ходила за мной след в след и говорила, говорила… Словно выплескивала все, что накопилось за недели молчания. — Только сила на моей стороне. Я мать. Я принимаю решение, поняли? Хотите украсть моего ребёнка? Нет!
— Тебе будет легче, если его просто не станет? — устало спросил я.
— Я просто защищаю его от боли!
— Методом умерщвления…
Закидал то, что нашёл в спортивную сумку, которая ездила со мной на тренировки. Запихал ноутбук в рюкзак. Всё это потом, нужно ехать скорее и успокаивать Владу. Наверное, места себе не находит. Ревёт. Только бы глупостей не наделала, да и волноваться ей нельзя…
- Я завтра же соберу консилиум, — сказала Юля. — И вопрос будет решён в течении недели. У нас… очень лояльное к матерям законодательство. А мать я. Сила на моей стороне.
— А я отец, — спокойно ответил я. — Я подам на тебя в суд. Мои адвокаты так тебя затрахают, что пока ты разберёшься с консилиумом мальчик уже родится. И да, скорее всего к этому времени мы будем разведены.
Я ушёл, но знал, что так просто она не уступит. Она же стойкий оловянный солдатик… Раньше меня это восхищало, теперь — пугает. Сижу в машине, заводить нужно, ехать к Владе, а я курю и думаю, вот кто бы мне сказал, двенадцать лет назад, что все так закончится? Сигаретный дым горький, мысли горчат, а на душе — гадко.
Именно в машине меня настигла смс такого содержания, что я едва не проглотил сигарету. Она… уехала. Уехала, блядь! В какой-то мере я понимал, что она поступила правильно, но… Она же не доверяет мне, получается. Да и не одна уехала, а с Игорем. Наивная — даже фамилии его не знает. Да что там, и я не знаю… Надеяться, что если папаша, то ничего плохого не сделает? Только надеяться не выходило — дохлый номер.
Неизвестно, на что надеясь рванул к дому Влады. Может, успею перехватить… не успел. Стою в тёмной прихожей, тапочек посреди пола брошен одиноко, лифчик, куда без лифчика? Только теперь уже не кружево, а мягкий трикотаж… Мыслей в голове миллион. Метнуться к выежу из города на максимальной скорости… К какому? Куда он её увёз? Ещё одна идея — поднять всех знакомых. Номер машины я помню, у меня отличная память на цифры. В ГИБДД тоже знакомые найдутся, и не из последних. В каком направлении уехали вычислят…
Вода в чайнике ещё тёплая. Я подогрел, налил себе, навалил Владкиного варенья, съел три ложки, запил горячим чаем. И вдруг понял — пока не стоит. Она уехала и сейчас это хорошо. Я непременно найду куда, но где бы она не была, ей там спокойнее, чем здесь. Нужно сконцентрироваться на Юле.
И да, я решил никуда не ехать. Остался здесь… Лёг в постель, она Владой пахнет. Закрыл глаза. Вдруг понял, что мы с Юлей снова не вместе, второй раз за двенадцать лет. И вместе с горьким сожалением, которое все ещё бредит душу ощущаю облегчение. И мне больно от того, что я рад. С этими противоречивые чувствами я и засыпаю. Проснулся утром, на подушке длинный тёмный волос. В ванной куча женских склянок, я от этого отвык — дома у меня своя ванная. Я даже открыл и понюхал несколько баночек, один аромат узнал, им Влада пахла. Интересно, там она купит такое же средство, взамен забытого, или же другое и будет пахнуть иначе? В довесок ко всему на брюки налипла серая, в подпалинах шерсть Куджо. Пристала, сколько не стряхивай, и всем своим видом сигнализировала — я и правда ушёл, окончательно и наверное бесповоротно. Я теперь живу не дома.
