Смех, разлетавшийся вокруг, как искры от костра, внезапно оборвался. Александр взял в ладони лицо Грейс и прижался сухими обветренными губами к ее губам, словно пытался передать через поцелуй свой заразительный хохот, свою беззаботную радость.
Они не разомкнули рты и не закрыли глаза: так и замерли, мягко касаясь губами губ. Грейс ощутила солоноватый привкус моря. Парень отодвинулся первым, но всего на дюйм, а когда заговорил, его дыхание щекотало ей лицо.
– Я рад, что ты осталась. И я тоже хочу, чтобы Охота стала другой.
Грейс недоверчиво сощурилась:
– Почему?
– Просто люблю перемены.
– Тогда, наверное, нам надо поговорить с Диким Охотником… Да что такого смешного я опять сказала?!
…Они бежали по коридорам Отеля, сворачивая в таких местах, где не могло быть поворотов. Их топот не заглушал даже пыльный ковер унылого цвета, а вслед им неслись граммофонная музыка и механическое громыхание лифтовых кабин. Из одних приоткрытых дверей пахло летними городами и жареным сыром, а из других вылетали вихри снежинок, истаивая в теплом воздухе.
Грейс думала, что покои Дикого Охотника окажутся похожими на президентский «люкс». Но вместо этого Александр привел ее в неприметную каморку, в каких горничные хранят швабры и чистящие средства. Внутри стоял старый сундук с откидной крышкой.
– Что это такое?
Он заговорщически подмигнул и откинул крышку с торжественным «Та-дам!». Грейс заглянула внутрь – и не обнаружила там ничего. Только на дне валялось какое-то тряпье со странным животным запахом и что-то вроде сухих веток.
Она присела на корточки перед сундуком и, присмотревшись, наконец поняла, что это вовсе не ветки. Не веря глазам, протянула руку и потрогала гладкие прохладные оленьи рога без единой зазубрины.
– Так это просто муляж? – спросила она разочарованно. – Предводителя охотников не существует?
Александр хмыкнул, опустился рядом и дотронулся до щеки Грейс.
– Не говори так. Он был тем, кто собрал первых всадников. Когда же он отправился за Врата, Диким Охотником стали все остальные. Теперь мы отдаем ему дань уважения, когда один из нас каждую Охоту облачается в его одежду.
Грейс так растерянно заморгала, что Александр засмеялся и прижался лбом к ее лбу.
– Добро пожаловать в семью.
ВИВИАН
В фэнтези здорово все, за исключением того момента, когда на сцену приходится выходить взрослым, чтобы разгребать скучные проблемы реального мира. Что самое сложное после того, как волшебные приключения завершатся? Иметь дело с полицейскими, которым приходится объяснить, где пропадала ты сама и куда, черт подери, девалась твоя племянница. Если бы не помощь Дикой Охоты, дело запросто могло бы кончиться тюрьмой.
Всадники некоторое время спорили, как проще поступить, и в конце концов обратились к Макдару. Он объяснил Вивиан, что просто «вырежет» кое-что из ткани реальности. Для этого не нужно было менять события в прошлом, достаточно удалить воспоминания о них у всех участников. Газетные заголовки, записи следователей и журналистские расследования никуда не денутся, но люди будут просто смотреть на них и не видеть. Для всего мира, кроме непосредственных участников событий, окажется, что Лора никогда не исчезала.
– Удобно, – прокомментировала Вивиан.
Но Макдар предупредил, что после такого трюка могут происходить сбои. На вопрос, какого рода, он ответил туманно. Катаклизмов не случится, но иногда станут теряться вещи, забудется нечто важное, или, наоборот, полезут в голову всякие ненужные мелочи. Дороги могут менять направление, так что лучше не прогуливаться по лесу в одиночку.
Лоре, какой-то потерянной и потухшей, вручили деревянное полено, которое в случае необходимости принимало облик Грейс. Хотя, как пообещали охотники, девочкой вряд ли кто-то будет интересоваться, разве что первое время.
Вивиан вернулась домой и стала учиться жить на свободе, с единственным теперь глазом. Взамен изъятого Диан Кехт сделал протез, разрисованный так искусно, что от настоящего никто бы не отличил. Если бы не полуслепота и необходимость вынимать искусственный глаз раз в неделю, чтобы промыть, Вивиан и не заметила бы перемен.
Дом встретил ее густой тишиной, нетронутым снегом на подъездной дорожке, горячей водой в уличной ванне, непрочитанными книгами, быстрым интернетом и несколькими крупными заказами от постоянных клиентов… Работать с одним глазом, на который приходилась теперь вся нагрузка, было тяжело, но Вивиан постепенно освоилась. Гораздо сложнее оказалось привыкнуть к беспокойству, которое нападало на нее, стоило часам пробить полночь. То и дело она открывала дверцу в камине – просто чтобы убедиться, что хода в Сорию-Морию больше нет.
Но дни шли, и тревога слабела. Люди быстро ко всему приспосабливаются, и жизнь входит в привычную колею. В один из теплых солнечных деньков Вивиан вытряхнула из гардероба все свои красные туфли, вынесла их на задний двор, сложила в металлическую бочку, облила жидкостью для розжига и бросила спичку. А затем смотрела, как горит прежняя жизнь, как полыхает сказка, обернувшаяся рабством на долгие годы. Свобода пахла паленой кожей и резиной.
Прошло почти два месяца, прежде чем она снова приехала на почту, откуда собиралась отправить несколько посылок заказчикам. В помещении было почти пусто, покрашенные в тоскливый цвет стены навевали уныние, а белый свет ламп отражался в глянцевых листьях пластиковых растений. Кроме Вивиан, в очереди стояли только женщина с дочерью. Обе выглядели под стать обстановке: ждали, пока почтальон вернется с посылкой, и старательно не смотрели друг на друга. Вели себя так, словно находились в разных измерениях.
Наблюдая за ними, Вивиан почему-то вспомнила о сестре. Они не разговаривали с тех пор, как вся история закончилась. Лора поселилась в Ландсби, в пустом страшном доме их матери. Хотя это для Вивиан здание служило источником постоянных мучений и ужаса, а для Лоры, наверное, таило множество радостных детских воспоминаний. Краем уха Вивиан слышала, что сестра открыла на первом этаже небольшую студию йоги, и теперь у местных кумушек кроме книжного клуба и воскресной службы появилось еще одно пространство для сплетен.
До сих пор она старательно не думала о Лоре. Никто не рассчитывал, что они будут отправлять друг другу открытки на Рождество или пить вместе вино по пятницам. Но Вивиан почему-то казалось, что сестра однажды позвонит. Позвонит, когда выветрится ее гордость, а тоска по дочери станет такой нестерпимой, что захочется услышать хоть чей-то голос.
Но Лора так ни разу и не набрала ее номер.
Выйдя из почтового отделения, Вивиан подняла воротник куртки, чтобы добежать до машины, не успевшей остыть. По дороге зачем-то вспомнила о дурацком полене, которое умело превращаться в Грейс. Использует ли его Лора? Заставляет ли деревяшку принимать облик дочери, которую, возможно, никогда больше не увидит? Смотрит ли в ее пустые глаза, бродит ли, как сомнамбула, по пыльным комнатам?
