Саймон вспыхнул.
– Я и есть один из вас.
Дейв встал, вылив остатки кофе из кружки, прежде чем сполоснуть ее водой из ведра.
– Тогда так себя и веди, чертов дурак, и это не первый раз, когда мы тебе об этом говорим. Меня уже тошнит от твоих разговоров о садоводстве, о твоей тоске по земле. Мы живем, едим и спим на чертовой земле, мокрой, сухой или любой другой. Чего еще ты хочешь?
После переклички они пошли на фабрику и снова расколотили идеально работавшую технику на мелкие кусочки металла, чтобы их отправили в Германию и сделали из них еще больше оружия. Сама эта идея вставала у них поперек горла, и они работали так медленно, как только могли, но их спины все равно были почти надорваны, а головы были готовы взорваться. Но они были в безопасности. Мысль о том, что происходило там, под пулеметными пулями и снарядами, вселяла в Джека уверенность вернуться, так или иначе.
Вечером их ожидал суп из турнепса, или это была кормовая свекла? Даже Саймон не мог этого определить, но хотя бы это был не кукурузный суп, по вкусу похожий на парафин. Неважно, насколько голоден был Джек, он все равно никогда не мог доесть его до конца.
Каждый день он, Дейв и Чарли изучали хитросплетения колючей проволоки, которые окружали поле. То же они делали и сегодня. Каждый день по дороге с фабрики или с железнодорожной развязки – где бы они ни работали – они были готовы бежать при любой удобной возможности. Представилась только одна, и это Герхардт спас Джека от уланской пики, приложив его прикладом и уложив на землю. Этим он заработал себе избиение ногами и недельное одиночное заключение в хлеву.
Больше возможностей не представлялось, и максимум, что они с Дейвом могли сделать, – это сбросить добытый уголь на пути, сломав вагонетку, что было довольно просто при наличии куска чугуна. Первая поломка обошлась им побоями и лишением всей группы хлеба на два дня. Никто не возражал, потому что остальные поделились своим пайком. То же самое случилось и во второй раз.
Разодранная после инцидента с колючей проволокой кожа Джека заживала медленно; часть шрапнели из его тела извлекли, часть оставили как есть. У всех остальных было то же самое. Они были голодны и истощены, и, поскольку они постоянно меняли место постоя, они не получали никаких писем или посылок и поэтому не знали, считают ли их родные живыми или мертвыми. Многим это не давало спать по ночам.
Всю неделю они крушили технику, и вечером 28 августа, после смены, тридцать человек из их рядов, включая Джека, Саймона, Дейва, Фрэнка, Дэнни и Джима, вызвали выйти вперед и собрали всех вместе с одной стороны под охраной нескольких уланов. Им сказали, что они уезжают. Джек заметил, что у всех, кроме Саймона, на лице красовались синие шрамы шахтеров, и с трудом проглотил злость на своего марру за его длинный язык. Чарли вышел вперед из строя, в его глазах была настоящая паника. Он крикнул:
– Попроси их взять и меня, Джек!
Герхардт двинулся к строю, держа винтовку у груди, и отодвинул Чарли назад.
– Джек, – умолял Чарли.
Джек отозвался:
– Думается мне, что лучше тебе будет остаться здесь, дружок.
Дейв ткнул его локтем.
– Бедный ребятенок, пусть едет с нами, мы позаботимся о мальце. Мы не можем оставить его, он твоя чертова тень – ты ведь знаешь это – с тех пор, как капитан уехал. Может, это будут и не шахты.
Джек подумал минуту, потом вздохнул и вышел вперед, чтобы отдать честь обер-лейтенанту Бауэру. Этот человек стоял перед сотней пленных, смотря на все происходящее так, будто они были насекомыми в банке.
– Разрешите говорить, сэр!
Над полями пели жаворонки. Какие странные птицы, до их слуха как будто бы не доходили выстрелы, хотя, казалось, они оглушили всех вокруг этим вечером. Где-то проблеял ягненок, ведь это поле было достаточно далеко от фронта, чтобы держать на нем еще кого-то помимо военнопленных. Господи, он устал, так устал. Он мысленно встряхнулся.
Обер-лейтенант Бауэр кивнул ему.
– Пожалуйста, сержант, – он изучал в Кембриджском университете какую-то науку – так, во всяком случае, гласила легенда, – так что его английский был безупречен.
Тогда Джек сказал:
– Прошу разрешения включить рядового Медоуза, сэр.
– А, того, который вызвался?
Чарли выступил вперед.
– Рядовой Медоуз к вашим услугам, сэр. Я часть их команды, сэр.
Бауэр постучал щегольской тростью себе по ноге. Он обвел взглядом отряды, разбитые на двадцатки для простоты счета, а затем снова вернулся к Чарли.
– Вы молоды, и вы не сильный. Там, куда отправляются ваши друзья, нужна эта сила. Лучше бы вы решили остаться, рядовой Медоуз.
Чарли стоял прямой, как палка.
– Я решаю ехать, сэр. Я сильнее, чем кажусь на первый взгляд.
Джек закачал головой.
– Нет, Джек, я не хочу оставаться здесь безо всех вас.
Бауэр, казалось, смотрел на жаворонков, наблюдая за их полетом. Джек тоже следил за их движениями. Снова заблеял ягненок. Бауэр надолго остановил взгляд на Чарли, а потом резко возвысил голос:
– Мне нужно, чтобы один из тридцати вернулся обратно в строй.
Джек услышал, как за его спиной Саймон делает шаг вперед, но потом кто-то из роты Б поспешно замаршировал обратно в строй. Эта секунда прошла, но Джек все же задался вопросом, что бы он сделал, если бы Саймон просто убежал от ситуации, которую сам же и создал. Ему хотелось ударить негодяя.
Бауэр решительно направился к Джеку, подошел очень близко к нему и сказал почти шепотом:
– Наш юный друг теперь на вашей ответственности. Оберегайте его как следует и, возможно, вы отправитесь домой вместе. Я буду молиться об этом и о том, чтобы мы все выжили. Это абсурдная ситуация, вы не находите? И, возможно, вам стоит сказать своему другу-садоводу, что он слишком много разговаривает и именно поэтому теперь он тоже обречен на соляные шахты в Германии, хотя в какой-то момент вы бы в любом случае туда отправились. Синие шрамы как нашивки, к моему глубокому сожалению, сержант Форбс. – Он покачал головой, рассматривая свои безупречно начищенные сапоги. – Это было моим решением включить капрала Престона; боюсь, что в нем нет и половины той внутренней силы, чем даже в том мальчике, Медоузе. С этим человеком вы должны быть начеку, мой друг. Его мысли редко заняты чем-то, кроме него самого, а такого друга я бы для себя не хотел, будь я мужчиной или женщиной.
Бауэр пошел прочь, сцепив руки за спиной со своей тросточкой под мышкой.
– Идемте же, сержант, – приказал он Герхардту.
Джек отступил. Слышал ли Саймон? Его это уже не волновало, потому что они уходят от своей передовой и из-за этого сбежать будет еще сложнее. Он видел, что Дейв думает о том же, потому что тот бормотал себе под нос проклятия в адрес Саймона.
