* * *
Во время Второй мировой войны британский писатель Дж. Р. Р. Толкин, который позже напишет величайшие произведения XX века в жанре фэнтези, размышлял о смерти. Переживет ли он эти сложные времена или умрет, так и не окончив дело своей жизни? Он этого не знал и никак не мог выбросить из головы самый плохой вариант развития событий. Чтобы прогнать свои страхи, Толкин написал небольшую историю про человека, которого звали Ниггл (от англ. niggle – «заниматься пустяками»).
Ниггл был художником, которого постоянно отвлекали от работы. Соседи и друзья все время просили его о помощи, а его «путешествие» (метафора смерти) приближалось. Он боялся, что не успеет закончить свою величайшую работу – картину с изображением дерева. Когда настало время отправляться в последний путь, он взглянул на свою картину и, как и боялся, увидел незаконченную работу: только небольшой листочек и несколько деталей. Ниггл так и не успел нарисовать бóльшую часть картины.
Мы все можем понять подобные переживания: боль от того, что какую-то работу пришлось оставить незаконченной, и страх от того, что, возможно, вернуться к ней не удастся. Но в конце рассказа Толкина есть интересный поворот. Когда Ниггл прибывает в конечную точку, то не верит своим глазам. По ту сторону жизни он обнаруживает то, о чем мечтал, – законченную картину с изображением дерева
[119].
Работа, не законченная во время его жизни, была закончена после.
Многие из нас боятся того же, что и Хемингуэй, – что мы умрем, оставив множество незавершенных дел. «Мы все умрем незаконченными симфониями», – сказал однажды мой друг за завтраком. Он рассказывал мне о своем отце, который перед смертью неуверенно попытался покаяться в своих грехах. Моему другу этого было недостаточно, и этого и вправду было недостаточно, но в тот момент он понял, что ему все равно придется отцу все простить. Он должен был просто смириться. Ниггл испытал то же самое.
В вашей работе будут незавершенные вещи. Это как работа художника, который смело вступает на свой путь с вдохновением, понимая и то, что его работа никогда не будет закончена. Перефразируя выражение Леонардо да Винчи, мы никогда не завершим наше дело. Мы лишь забросим его
[120]. Задача каждого творца – а мы все творим что-то на холсте нашей жизни – качественно делать свое дело, не думая о конечном результате. В ином случае мы можем свести с ума себя и окружающих. И настоящая трагедия случается не тогда, когда мы уходим из этого мира, оставив незавершенной нашу работу, а когда работа лишает нас жизни, которой мы должны были жить. Уйти на пенсию, засесть дома и ждать смерть – неправильный выбор. Правильным выбором будет упорно и страстно работать, но признавать те ограничения, которые ставит нам наша жизнь.
Посыл ваших предсмертных минут
Альберт Эйнштейн, умирая, попросил дать ему очки, чтобы продолжить работу над проектом, который, как он считал, будет его величайшим произведением. Его больше не интересовали простые явления. Он хотел, как он сам говорил, «знать о том, что думает Бог»
[121]. Все остальное – мелочи.
«Единая теория поля», какой мы знаем ее сейчас, базировалась на представлении Эйнштейна о том, что физика была «проявлением божественной воли». Он верил в то, что всему есть объяснение, что Бог создал не хаос, а порядок. Он посвятил этому проекту тридцать лет, работая над ним до последнего дня своей жизни
[122].
Примеры Эйнштейна и Хемингуэя учат нас тому, как страх смерти заставляет человека продолжать свое творчество до самого конца, но вместе с этим страхом должно прийти и осознание того, что дело вашей жизни в каком-то смысле останется незаконченным. Почему это так? И что нам делать с этой уничижительной реальностью?
Одним из достижений своей жизни, которым я, возможно, горжусь больше всего, было мое участие в создании первого кодекса чести моего колледжа. У основанного в 1843 году Иллинойского колледжа никогда не было официального кодекса чести – формального документа, являющегося выражением этической и академической добросовестности. Такие документы были популярны в университетах Лиги плюща, но в нашей маленькой школе свободных искусств такого не было.
После того как один профессор предложил эту идею студенческому совету, я понял, почему у нашей школы никогда не было своего кодекса. Не из-за того, что мы недостаточно старались. Один из преподавателей дал мне список тех, кто пытался сделать то же самое, за что взялся я, и я связался с каждым из них. Одной из них была женщина, которая пыталась создать кодекс почти десять лет назад. Написав ей электронное письмо, я попросил рассказать побольше, на что она ответила, что кодекса никогда не будет из-за большого количества бюрократических преград. Для меня это прозвучало как вызов.
Следующие полтора года мой друг Дэн и я пытались сделать то, что не сделала эта женщина, и, возможно, не смогла бы сделать. Я и не догадывался о том, как она была права. После десятков версий этого документа, постоянно изменявшегося, чтобы кому-то угодить, все уже готовы были сдаться. Невозможно было угодить всем. Я уже был уверен, что мы никогда не сможем получить необходимую для утверждения документа поддержку.
Но мы все равно старались. Уговаривали студенческий совет, писали статьи в школьной газете, встречались со всеми профессорами и управляющим персоналом, которые были готовы нас выслушать. И в последний день занятий нашего последнего года обучения мы добились нашей цели: проект кодекса был поставлен на голосование. Если большинство проголосует «за» – кодекс будет принят.
Пока я ждал в коридоре за дверями аудитории, в которой произнес пламенную речь о том, почему нам нужен этот кодекс, то пытался прислушаться, чтобы понять, как идет голосование. Когда оно закончилось, несколько десятков профессоров вышли в холл. Профессор экономики, который был среди сторонников кодекса, проходя мимо меня, подмигнул.
Я вздохнул. Мы сделали это.
Но работа была далека от завершения. Все, что мы сделали, – написали основу и официально утвердили ее. Теперь кодекс должен был вступить в законную силу. Дальше надо было формировать комитеты и тестировать нормы кодекса. Я уже этим заниматься не мог и передал эстафету другому ученику, второкурснику Джошу, который любил наш колледж и уважал благородные традиции, на которых он был основан. Я был одним из авторов кодекса чести, но Джош и его одноклассники завершили начатое.
* * *
Недавно я связался с Эдом Кэти. Сейчас он директор другой Миссии неподалеку от Нэшвилла. Он сказал мне, что теперь почти не спит и скучает по своей жене. Она умерла задолго до того, как я встретил Эда. Ей сейчас было бы восемьдесят. Прошло уже больше десяти лет с момента ее смерти.
