– Прости, Витька, – прошептал он. Губы тряслись, в
глазах начало расплываться, защипало. – Я не смог тебя уберечь...
Дети шумной толпой понеслись к зданию школы, в дверях
образовалась веселая давка, взлетали ранцы, кто-то завопил тонким противным
голосом.
Он закрыл кейс и, уже не пригибаясь, деловым шагом пересек
шоссе, прошел через школьный двор, быстро огляделся, Кейс открылся мягко,
словно в нем лежали, плотно прижатые один к другому, не бруски взрывчатки и
портативный гранатомет, а бриллианты.
Он обошел вокруг здания, пластинки тут же прилипали к кирпичу,
оставались еще пять штук, но Тарас Бульба врагам не оставил даже люльки, и
пальцы так же споро прихлопнули все до единой...
– Эй, ты что делаешь?
На крыльцо выскочил человек в черной форме полицейского.
Макс запоздало вспомнил, что в имперских школах теперь постоянно дежурят
полицейские и санитары, едва успевая хватать и успокаивать как малолетних
бандитов, так и падающих в судорогах наркоманчиков.
Хлопнул выстрел. Полицейский откинулся на стену, сполз, по
желтой кирпичной кладке потекло кровавое пятно пополам с мозгами. Макс начал
отступать к дороге, послышались женские крики, визг тормозов.
– Прости меня, Витька, – сказал он.
Палец левой руки сковырнул защитный колпачок и вдавил
кнопку. На мгновение показалось, что ничего не случится: оглянулся, кирпичное
здание целиком вздрогнуло, его приподняло разом, одновременно по всей площади,
снизу вырвались клубы желтой пыли, похожие на струи из-под днища взлетающей
ракеты. Вздрогнула еще, ее подбросило метров на пять, там белоснежно гордый
фасад полоснуло черными ломаными трещинами.
Затем здание пошло вниз. Тяжелый грохот обрушился с такой
силой, что под ногами затряслось как при землетрясении. Порыв ветра едва не
сбил с ног. Со стороны шоссе послышался лязг, удар, снова лязг и удар. Три
машины столкнулись, а четвертая, пытаясь объехать, выскочила на тротуар и
снесла столб. По тротуару с визгом убегала женщина, а двое мужчин неслись
кенгуриными прыжками впереди, держа ее как щит между ним, страшным террористом,
и своими драгоценными жизнями.
Он обернулся и смотрел как огромное здание замедленно идет
вниз. Тяжелый грохот тряс землю и воздух, словно работала гигантская
камнедробилка. Школа опускалась и опускалась, это длилось всего несколько
секунд, но ему показалось, что прошли часы.
Наконец из гигантского пыльного облака осталась торчать
только вершина гребня. Он отвернулся, вдали провыла сирена полицейской машины.
Снова крики, вопли, визг тормозов.
Когда подошел к бровке, совсем рядом промелькнул додж,
перекошенное лицо водителя. Сирены полицейских машин прозвучали в другой
стороне, приближались как-то зигзагами.
– Да быстрее же, черепахи, – процедил он с
ненавистью. – Уже сто раз мог бы уйти...
Машины с крикливо намалеванными звездами появились
одновременно справа и слева, некоторые сразу выскочили на тротуар, давая ему
дорогу обратно в пыльное облако, где он мог бы преспокойно скрыться.
– Ослы, – сказал он громко. – ну что за
ослы!.. А какие крутые в сериалах... Быстрее! Человек, убивающий детей, не
имеет права жить...
Без спешки он вытащил как неживыми руками трубу гранатомета.
Раздвинул, прижал к плечу, в прицеле показалась особенно крутая машина с
мигалками, явно высшее начальство. Хотя нет, начальство появится не раньше, чем
убедится, что злодей арестован, а других поблизости нет. Да их начальство, как
и наше, на машинах с мигалками не ездит. Вот если бы появился здесь черный
"линкольн,,,
Палец нажал курок. Толкнуло сильно, но он был готов к
отдаче, быстро повернулся и выстрелил в скопление полицейских машин слева.
Полицейское начальство, завидел летящий в ее сторону огонь,
пыталось повернуть руль, но ракета «земля-земля» ударила точно. Со страшным
оглушающим грохотом в воздух взлетели обломки черные оплавленные обломки.
Брызнуло розовым, словно в воздухе разбрызгали розовую водичку, которую тут же
смело стеной огня от взорвавшихся бензобаков.
Слева грохнуло еще мощнее: ракета разбросала машины. Обломки
горели и продолжали взрываться даже в воздухе, словно бензобаки были в каждом
колесе.
Справа из машин выскакивали со скоростью престарелых черепах
мужичье в черном, в руках пистолеты, мегафоны, иные картинно передергивают
помповые ружья, лязгают затворами, корчат рожи, ах какие устрашающие, мать
вашу, кто же боится ваших сытых рож, разве что еще больше сытые...
Он отшвырнул пустой гранатомет и отступил за фонарный столб.
Один с мегафоном закричал:
– Бросай оружие!.. Лицом на тротуар!.. Раскинь ноги!..
Раскинь руки!.. Застынь, не двигайся, даже не дыши!..
– Счас, – ответил Макс. – Только шнурки
поглажу.
– Ложись! – надрывался человек с мегафоном. –
Ложись!.. К теле подойдет человек... оденет наручники... Тебе будет
предоставлен адвокат...
– Я сам адвокат, – пробормотал Макс. – И суд
присяжных тоже..
Он выхватил пистолет, выстрелил, успел увидеть как горлопан
выронил микрофон и откинулся на капот машины. Полицейские машины с грохотом
выстрелов окутались синеватым дымом. Пули со злым «пи-иннннь» стучали о столб,
откалывало и кусочки чугуна.
Он выстрелил еще несколько раз, моментально сменил обойму. В
плечо больно ударило, затем в ногу, еще раз в ногу, в бок... Он развернулся в
ту сторону, выпустил всю обойму, со злой радостью видя, что ни одна пуля не
прошла мимо: вскрикивали и падали после каждого выстрела.
Голову тряхнул страшный удар, словно в висок ударили
бревном. Свет померк, Макс ощутил как подломились колени. Асфальт метнулся
навстречу, скулу ожгло, в красном тумане он увидел серую поверхность, на
которую брызнула струйка горячей крови.
Боковым зрением увидел огромные ноги бегущих к нему людей.
Тяжелые ботинки выглядели гигантскими, а рисунок протекторов напоминал шины
КАМАЗа, на котором начинал трудовой путь.
Он знал, что уже мертв, а они бежали и орали, ощетинившись
стволами автоматов, помповых ружей, пистолетов, снайперских винтовок:
– Не двигайся!.. Застынь!...
Он раздвинул губы в жестокой ухмылке, они уже застывали, он
чувствовал как немеет тело, как уходили жизнь вместе с выливающийся из него
горячей кровью.
– Что... – прошептал он, – не нравится... а
наших детей можно?.. В Сербии... школу?...
Быстрым шагом подошел немолодой человек, крутой, с
квадратным лицом и стальными глазами, чем-то похожий на Ермакова. Вгляделся,
спросил резко:
– Ты серб?
– Серб, – прошептал Макс. В сердце что-то лопнуло,
он ощутил резкую боль, горлом пошла струя крови, он поперхнулся,
закашлялся. – Как мой дед.. стал евреем... когда пришли немцы...
