Наконец, когда Дмитрий опозорено лежал на спине и мечтал
провалиться сквозь этот пол, исчезнуть, чтобы его больше не видели и не знали,
сверху раздался уже совсем дружелюбный голос:
– На сегодня хватит. А то завтра не встанешь с постели.
Дмитрий с усилием вскинул руку. Ему почудилась, что по его
ладони хлопнула огромная жесткая лапа рептилии. У инструктора ладонь оказалась
твердая, словно из бука, темная, в толстых коричневых мозолях.
На выходе из зала его хлопнул по плечу здоровенный грузный
мужик в белом халате.
– Зайди в санчасть, – сообщил он. – На тебе
никакая плесень не растет?
– Грыбы, – ответил Дмитрий враждебно.
– Что? – не понял мужик. – Грибы?
– Грыбы, – повторил Дмитрий. – Грыбы от меня,
парень. Я здоров, и мне не до шуток.
– Сюда больных не берут, – ответил мужик
резонно. – Зато больными выходят. А то и выносят их... даже из этого зала.
Пойдем, пойдем! Надо, Федя.
Дмитрий вышел, прищурился от яркого света. После укола
солнце казалось чересчур ярким, звуки громкими, но боль в избитом теле
поутихла.
– Эй, Робин Гуд! – послышался сильный голос.
Из джипа вылез человек, который так ловко его завербовал,
Глаза его поймали Дмитрия и повели как в перекрестке прицела. Дмитрий козырнул
за два шага:
– Полковник Ермаков, сержант Дмитрий в вашем
распоряжении.
Полковник кивнул:
– Вижу, тебя уже... гм... в тренажерном. Зря они так...
Как бы ты не был крепок, но они по шесть часов в сутки изнуряют себя здесь, а
ты уже забыл, что такое десяток-другой километров с полным боезапасом и в
бронежилете шестого класса. Или восьмого.
Дмитрий подумал, что снова разыгрывают:
– Разве такие бывают?
Ему приходилось носить бронежилеты первого класса, из 5-10
слоев кевлара, что спасало от удара ножа или низкоскоростной пули, второго и
третьего, что отличались только керамическими вставками, четвертый – это
жесткий бронекарсас, обернутый тридцатью слоями кевлара, даже пятый – из
металлокомпозитного модуля и демпфера, что выдерживает АКИ и «гюрзу», но о
шестом только слышал: выдерживает бронебойные пули, но седьмой, восьмой... Это
наверняка что-то чудовищное. Если его пятый весил целых 16 кг, да и то
сверхэлитный, давали только офицерам и водителям, а остальные должны были
таскать под два пуда весом. Пусть даже удобный, мягкий, теплый, весь из
кармашек, где титановые пластинки уложены внахлест, как рыбья чешуя.
Ермаков слегка раздвинул губы в скупой усмешке:
– Седьмой держит бронебойные пули из СВД и ВСС, а восьмой
не прошибить даже из специальных снайперских винтовок. Обещаю, ты будешь
приятно удивлен. Наши восьмые легче стандартных третьих.
Дмитрий пристроился в нему в шаг, справа пошла стена барака,
затем открылась гигантская площадка, на том конце белел ровный ряд квадратных
мишеней. Лицо Ермакова посуровело:
– После обеда попадешь в цепкие лапы наших аналитиков.
То, что называю удачей, они именуют несколько иначе...
– Как?
Ермаков скривился:
– Мнемоинтеризацией, ксиноферрекией... ну и так далее.
– Что это? – спросил Дмитрий настороженно. –
Я таких слов отродясь не слыхивал.
Ермаков улыбнулся:
– Я тоже услышал только здесь. И то краем уха. Даже не
уверен, что ничего не перепутал. Мнемо... как там дальше, это способность к
быстрому счету... Ну, есть же идиоты, что умеют множить в уме миллиарды,
извлекать кубические корни из двадцатиэтажных цифр. Это и есть
мнемокактамее.....Увы, у меня никаких особенностей нет. Да и не верю я в эту
чепуху. Правда, идиота, что жонглирует цифрами так, что никакой комп не угонится,
сам видел.
Дмитрий пожал плечами:
– Я вроде бы не идиот. Или не совсем идиот... Или
идиот? Если судить по тому, куда пришел... За мной тоже никаких способностей
нет. Двигать утюги не могу, предсказывать будущее – тоже. Нет, я прост как
утюг, как валенок. Просто сержант спецназа, а теперь... даже не знаю. Как я
понял, не в составе ГРУ?
Ермаков сказал серьезно:
– Не стоит допытываться. Одно могу сказать, мы –
государственная структура. И выполняем приказы правительства. Ну... даже если
оно отдает их нам... э-э... косвенно. Сам понимаешь, занимаемся операциями,
которые принято называть щекотливыми... Я говорю, что мы – государственная
структура и получаем жалование из бюджета, потому что подобные отряды уже есть
и у некоторых неформалов. Подобные не по подготовке, конечно, там простые
любители, но цели у них ого-го-го, бывают и покруче!.. К примеру, с нами уже
начинают конкурировать катакомбники, есть такие фанатики...
– Сектанты? – спросил Дмитрий.
Ермаков усмехнулся:
– Для меня так сектанты, но сами они как раз считают
себя истинно православной церковью. А та, что правит сейчас, это не истинно
православная. Хрен их разберет, но по словам катакомбников, те, что правят в
церкви сейчас – пьяные зажравшиеся свиньи, а которые в подполье – оч-ч-ч-чень
злые и готовые проливать кровь. Как чужую, так и свою.
Дмитрий сказал:
– Я думал, на это способны только эти... ну, принявшие
ислам.
– У катакомбников уже созданы отряды русских
мюридов, – пояснил Ермаков. – А при нынешнем ослаблении власти они
очень быстро набрали силу. Их слишком долго сдерживали, теперь как с цепи
сорвались... А на какую дистанцию их хватит, сами не знают.
– Ну, теперь, когда пришел Кречет...
– А что Кречет? За всем не уследит даже наш президент.
Слишком многое было разрушено, слишком много нитей порвано. У Кречета поддержка
масс, но нет управленческого аппарата, который бы все видел, все знал, обо всем
докладывал. В стране есть много такого, о чем не ведает даже Кречет.
Дмитрий побледнел, глаза расширились. Верит, подумал Ермаков
сочувствующе. Да и как не верить, когда все почти правда. За исключением того,
что Кречет не знает. Но пусть считается, что не знает. В случае какой огласки
будет считаться, что президент в условиях такой жуткой разрухи просто не знал о
некоторых частях, вышли-де из-под контроля, о неких тайных или полутайных
обществах, что уже создали свои военизированные формирования
Дмитрий спросил осторожно:
– Вы сказали, начинают конкурировать... Это как?
Ермаков усмехнулся:
– Пару раз они опередили нас в решении некоторых
больных проблем. Ну, крутости у нас побольше, это понятно, но пока мы начинаем
разрабатывать операции да прикидывать варианты... теперь это называется
проигрыванием сценариев... эти ребята действуют сразу.
– На авось?
– Да.
