Яузов, военный министр, буркнул:
– Да нам и не сама исламизация нужна дозарезу, а
встряска этого сонного и пьяного быдла.
Кречет повернулся к Егорову:
– Как с оружием?
Министр внутренних дел, еще совсем недавно полковник
спецназа, бодро отрапортовал:
– Если с продажей обычного, то полным ходом. Проблем
нет. Если насчет чипового, то, как всегда, запоздали. Уже два года тому в
Штатах были готовы начать массовое производство оружие, которое подчиняется
только своему владельцу. Фабриканты оружия стены грызли, только бы протолкнуть
этот законопроект – еще бы, такие деньги! – но в Штатах попробуй смени
массу оружия на другую массу... Другое дело – Россия. Оружия фактически у
населения нет, можно сразу вооружать граждан оружием, что подчиняется только
им. К тому же разработаны так называемые именные пули, которые несут на себе
все данные о владельце. Выстрелить ими можно тоже только из одного
единственного на всем свете пистолета. Но закупать на Западе мы не захотели, а
самим задницу с печи поднять трудно. На Полозова, который особенно рьяно
пробивал в Думе этот закон, дважды совершали покушения. Понятно, с введением
новых правил мафии впервые придется туго: всякий, у кого будет обнаружен
автомат или пистолет без чипа, тут же попадает за решетку на очень долгий срок.
Сказбуш сказал ехидненько:
– Разработки этого оружия были свернуты. Потому что
внедрение чипов снижало эффективность этого оружия.
– Это если для армии, – возразил Егоров. – А
простому народу зачем прицельная точность из пистолета на сотню метров? На десять
достаточно...
– Какие-либо эксцессы? – потребовал Кречет.
Лицо его окаменело, а рифленые желваки выступили резче. Мне
показалось, что он даже дыхание слегка задержал, в ожидании неприятностей.
– Перегибов хватает, – признался Егоров. –
Народ только приучается к идее, что пистолет может оказаться у каждого...
Позавчера, к примеру, был случай на Планерной улице. Какой-то лихач пронесся на
мерсе, обрызгал грязью стоящих на троллейбусной остановке. Один успел выхватить
пистолет, произвел пять выстрелов вдогонку. Разбил заднее стекло, пробил шины,
и ранил мужика, что на заднем сидении... Конечно, его повязали, будут судить. Я
сразу нажал на все кнопки, чтобы этому взбешенному горе-стрелку дали только
условно. Ну, приняли во внимание состояние аффекта, то да се, юристы эти штучки
знают... А сейчас его отпустили под подписку о невыезде.
Коломиец неодобрительно покачал головой:
– Он же ранил ни в чем не повинного человека!
– А пусть не садится к такому, – отпарировал
Егоров. – Но зато только что мне доложили: с сегодняшнего утра это
обрызгивание грязью прохожих как рукой отрезало! Вчера целый день ту информашку
по всем каналам крутили... В телестудии телефоны раскалились добела: народ
звонит, требует этого стрелка не судить, а медаль ему дать. Видать, тоже
обрызганные... Словом, хоть и с шероховатостями, но программа окультуривания...
есть такое слово?.. с помощью личного оружия, продвигается.
Коломиец, министр культуры, который вечно лез не в свое поле
деятельности, так как на его министерство денег всегда не хватало, кашлянул,
привлекая внимание:
– Платон Тарасович... Учителя объявили недельную
голодовку! Вся мировая общественность стоит на ушах, требует... Вон Англия так
вообще...
Кречет отмахнулся, в запавших глазах блеснула злость:
– У себя они не такие добренькие! Помню как-то, они ж
арестовали ирландцев и осудили как уголовников. Те возмутились, они же
выдвигают политические требования, значит – политические. Англичане отказались.
Тогда эти ирландцы объявили голодовку. Да не такие позорные, как у нас, когда
два дня обходятся без горячего питания, а потом ходят героями!.. Ирландцы не
принимали пищи всей группой, англичане невозмутимо помалкивали. Голодали
неделю, два, месяц, два... Затем умер первый. От голода. К тому времени уже
превратился в скелет! Газетчики забегали, завопили, но что же? Английское
правосудие хладнокровно отвечало, что всяк человек вправе распоряжаться своей
жизнью. Умер, второй, третий, четвертый... Думаете, хоть тогда что-то
изменилось? Ни на грамм! Они все там померли: не то десять человек, не то
пятнадцать – уже не помню. Но английское правосудие, такое гуманное и
либеральное, когда дело касается нарушения прав в России, и пальцем не
шелохнуло. Приговор остался прежним, никто и не подумал пересматривать, хотя
уже этим актом ирландцы доказали, что они – не уголовники.
Он отмахнулся, наконец-то пошел к своему креслу во главе
стола. Яузов сверлил министра культуры придирчивым взглядом: больно черный да и
нос крючком, а Забайкалов, в ведение которого были иностранные дела, пророкотал
благодушно:
– Англия примазывается... Просто примазывается, везде
выпячивает свою значимость, везде старается выскочить впереди Империи, чтобы ее
заметили. Везде вопит и всем видом напоминает, что Империя выросла из их
английской колонии! И что сейчас Империя – это та же Англия, только молодая и
потому еще неотесанная. Мол, Империя и мы – близнецы и братья, как сказал
классик...
Его напыщенная приподнятая речь попахивала
небесно-чугунно-немецким, Яузов вскоре и в нем перестал подозревать еврея и
сосредоточился на своих бумагах. Наступило молчание, всяк торопливо
подготавливался к экзамену перед Кречетом.
Я в сторонке, передо мной ноутбук, ради такого стоит
работать в любом правительстве. Огромное искушение запустить трехмерную
стрелялку, а с процессором в тысячу мегагерц и вуду по имени Avenger-2 можно
пройтись в высшем разрешении без всяких тормозов... но все-таки я на работе, а
второе, что начинает тревожить, эта сегодняшняя эйфория...
Да, в исламские центры народ валит толпой. Особенно много
молодых решительных ребят, что раньше могли только по пьянке бить друг другу
морды, а теперь вдруг нашли, что можно бить не просто так, а за идею, за
Россию, за мир и счастье для всех людей на свете.
Но все-таки, все-таки опять это гнетущее чувство, что
начинаем разгоняться, отпустив вожжи вовсе!
Глава 2
Массивная дверь, тяжелая как будто ее переставили из сейфа
центрального банка, распахнулась как дверь собачьей будки. Все головы
развернулись в сторону входа. Мирошниченко ворвался вихрем, губы трясутся, в
глазах бешенство. Я успел подумать, что прессекретарь до своей кандидатской по
юриспуденции успел закончить с отличием что-нибудь и воздушно-десантное.
– Господин президент!.. Платон Тарасович!..
Американский десант на Байкале!
В огромном кабинете наступила страшная тишина. Застыл даже
воздух, я видел как замер в воздухе, словно впаянный в глыбу льда, брошенный
Коганом через стол листок бумаги.
Лицо Кречета, напротив, медленно начало наливаться кровью,
на лбу угрожающе вздулись жилы:
