Вообще-то это не моя дача, давно отдал дочери, не мое это
дело – копаться в огороде или подстригать веточки яблонькам. Дочь в меня, тоже
не любит хозяйства, зато зять...
Возле мангала сидят поглядывают на багровые угли Игнатьев и
Белович. Игнатьев иногда переворачивает шампуры, следит, чтобы прожарилось
равномерно. Я тоже люблю смотреть на россыпь багровых углей, в них что-то
завораживающее, и если бы не приходилось еще и готовить пищу как дикари-с в
пещерные времена...
Оба мои добрых интеллектуала беседуют, понятно, о духовности
и ценности человеческой жизни. О чем еще могут русские интеллигенты? Говорят,
говорят, и никто не замечает, что на глазах рушится важнейшая доктрина,
последние сто с лишним лет определявшая развитие цивилизации. Как нашей, так и
западной. Еще в эпоху Возрождения вольнодумцы вычленили из массы человеческих
ценностей одну, биологически простейшую: самое ценное – это жизнь, и
культивировали эту ценность вплоть до нашего времени. Конечно, это были уже не
бунтари в лохмотьях, протестующие против засилья церкви, а придворные философы
и сами государи, но даже некоторые успехи, достигнутые благодаря такой
доктрине, не оправдывают те потери, что вот несем сейчас...
Есть поговорка: заставь дурака богу молиться – лоб побьет,
Давыдов, стремясь поскорее привести свое село к коммунизму, велел согнать в
колхоз всех кур, Нагульнов предлагал и баб под общее одеяло, а нынешних
философов, в своем усердии пойти дальше начинателей свободы для простого
человека, занесло вообще хрен знает в какую дурь, благодаря которой была
создана странная юридическая система...
Остановить уродливое развитие этого плода не смогли, и вот
теперь даже малограмотный слесарь, как и очень грамотный академик, одинаково
орут на нашу судебную систему: да расстреливать гадов надо, расстреливать!
Однако не умерщвленная вовремя юриспуденция, исходя из неверно понятых прав
человека, оказалась ныне полностью на стороне преступников: любому убийце дает
малый срок, после чего тот снова на свободе, снова грабит и убивает...
И вот, когда старые взгляды – очень гуманные и красивые,
надо признать, но такие же преждевременные, как построение коммунизма вот нами,
порядочными сволочами, если честно... ага, когда старые взгляды в умах
подавляющего большинства населения уже потерпели крах, но упорно держатся
властителями Империи, как и подгавкиваюшей ей России, то наступает страшное и,
мать его, историческое время переоценки основных ценностей.
Или даже простейшего возврата к прежним ценностям.
Опробованным, надежным. Как отказались от построения коммунизма: ну гады мы,
гады! Все-таки своя рубашка ближе к телу, чем даже весьма хорошего человека, но
чужого. От коммунизма отказались, вернулись к проверенному подленькому, но
такому понятному капитализму. Так и с прекраснодушными нормами любви к ближнему
и перевоспитания в тюрьме преступников в ангелов, увы, придется отложить на те
времена, когда будет возможно построить и коммунизм – в самом деле светлую
мечту человечества.
А вернемся к надежным проверенным средствам: если
преступника казнить – то преступлений будет меньше. Если казнить на площади, да
показать по телевидению – устрашатся и самые дерзкие. Особенно если казнить не
простым расстрелом, а повесить или посадить на кол.
Если честно: снизит это преступность или нет? Ну вот если
попрошу этих двух ответить честно, а не пускаться в туманные рассуждения о
гуманности. Набраться духа и ответить честно, а не так, как принято говорить в
кругу таких же закомплексованных попугаев, именуемой интеллигенцией? Не
ответят... Не решатся. А честный ответ, это – мир ценностей эпохи Возрождения
уже рухнул. И чем скорее это признаем, тем меньше будет потерь. Признали бы,
скажем, в тридцатых, что коммунизм с таким народом не построишь, глядишь –
сейчас были бы самыми богатыми и развитыми в мире!
Пока я молча, рассуждал, уставившись бараньим взглядом в
интеллигентов, дочь фыркнула и удалилась в домик, лихо покачивая бедрами.
Белович вскинул красивое ухоженное лицо, благостное и чуточку умильное – даже в
церковь захаживает, дурак, – поинтересовался:
– Будем здесь оприходовать... или как?
Я взглянул на небо, хоть и хмурое, но дождя вроде бы не
будет, представил себе как тащим все это в тесное помещение так называемой
дачи, скривился:
– Сожрем здесь.
– Да еще под водочку, – воскликнул Игнатьев
бодренько. Он потер руки. – Ни одна простуда не прицепится.
Белович взглянул укоризненно, он из той части интеллигенции,
что только с шампанским, хоть и самым что ни есть дешевым, подделкой, но зато
шампанским, звучит!
– А где мой Сережка? – поинтересовался он.
– Я его посадил за комп, – сообщил я. – Пусть
играет. Я записал там пару новеньких стрелялок, а зять пока что только
осваивает комп, стереть еще не умеет.
– Ничего не сломает?
– Не должен, – успокоил я. Видя его озабоченное
лицо, добавил безмятежно, – да и не мой это комп, а моего зятя.
Лицо Беловича вытянулось еще больше. Он тоже знал, что зять
у меня хозяйственный, бережливый. Даже муху сгоняет с капота своего автомобиля,
чтобы не топала грязными лапами.
– Не стоит его приучать к этой штуке, – сказал он
с неодобрением. – Глаза портить... Да и ваше пристрастие к компьютерным
играм какое-то странное...
– А к чему же еще? – удивился я.
Он пожал плечами:
– Ну хотя бы... хотя бы к красивым женщинам! Посмотрите
на них. Разве Фира не чудо? А Валя?
Я посмотрел. Как и он, пожал плечами:
– Кому чего недостает... Через мои руки их прошло,
прошло... И все как доски в заборе. Нет, не плоские, а одинаковые. Хоть
блондинки, хоть брюнетки, хоть толстые, хоть спичечные... Негритянки и
скандинавки... групповухи и всякое такое-эдакое... Кой черт, оргазм всегда тот
же! Как ни выпендривайся. А вот компьютерные игры с каждым годом, да что там с
годом – каждым месяцем поднимаются на уровень! Ярче, интереснее, красочнее.
Графика уже на тыщу шестьсот, тридэакселераторы... Эх, тьма, даже слов таких не
понимаешь. А тоже мне о бабах! Они что в Древнем Египте, что в Риме, что
сейчас...
Он обиженно умолк, отвернулся. шампур обиженно подрагивал в
тонких интеллигентный пальцах. Запястье у него тоже тонкое, одухотворенное,
интеллигентное. Даже рука и то интеллигентная.
Из сарайчика поблизости вкусно пахло свежеоструганным
деревом. Когда влажный воздух, запахи становятся особенно осязаемыми, я
чувствовал тяжелые массивные ароматы дуба – зять потихоньку столярничает,
сейчас в моде все «делать руками», хотя по мне все лучше поручать специалистам,
запахи сосны проникали тонкие и щекочущие, похожие на приправу к мясным блюдам,
зато ароматы досок из яблонь или груш были чисто десертными: сладкими, пахучими,
почти липкими настолько, что я невольно провел ладонью по губам, будто меня уже
чмокнули конфетные губы.
