– Я на исходной. Готов.
– На счете «десять», – послышался голос
Ермакова. – Главное, не дай взлететь вертолету. Он по ту сторону усадьбы.
Дмитрий спросил сердито:
– Как могу помешать, если не вижу?
– К нему могут пробежать только через двор. Бей всех,
кто попытается обогнуть здание слева. Начали! Один...
Связь оборвалась, Дмитрий считал одними губами, одновременно
успокаивая дыхание, ноги расставил еще шире, теперь он весь казался себе
могучим орудием на треноге, что готово посылать смертоносные снаряды далеко и
точно...
– Восемь... девять... десять!
Палец коснулся курка. На стрельбище он поражал цель с
расстояния вдвое больше, потому сейчас как можно быстрее переводил прицел с
одной мишени на другую, нажимал курок, передергивал затвор, наводил на третью и
снова жал на курок.
Когда он пробежал через распахнутые ворота, из усадьбы
Рамирес выволакивал человека с залитым кровью лицом. Тарас шел сзади
пригнувшись, автомат смотрит сразу во все стороны, прикрывает мусульманского
экстремиста даже с воздуха и из-под земли. Конюшня горит, дверь в казарме
исчезла, пролом квадратный, с неровными краями, на пороге двое в неестественных
позах. Кровь вытекает из широкий дыр, под телами растекались лужи.
Из-за здания выскочила согнутая фигура с автоматом
наизготовку. Дмитрий видел как на кончике ствола дважды полыхнул огонек, в
проеме казармы мелькнула тень, грохот выстрелов раздался в здании. Макс
выстрелил снова, крикнул успокаивающе:
– Все кончено!.. Там уже никого не осталось!
Из-за здания огромными черными клубами очень быстро взлетал
дым, глухо бухало, явно горит вертолет. На крыльцо с крыши с сухим стуком как
крупный град падали плитки черепицы. Он быстро взбежал, огромный холл залит
светом, глазам не пришлось привыкать, две широкие лестницы ведут вверх.
В холле четыре трупа, Дмитрий перескочил через тело, где от
головы только нижняя челюсть, поскользнулся в брызгах крови, стены в дырах и
выбоинах, мелкие обломки костей, расплесканные брызги мозга. Перила топорщатся
как спина дикобраза, пулеметная очередь раскрошила дерево, оставив пунктир в
стене из мореного дуба.
Как огромный носорог с жутким топотом пронесся Тарас,
рявкнул страшным голосом:
– Ты свое сделал!
Запоздало он понял, что Тарас его утешает. Но всем комнатам
лежали трупы, головы размозжены: кто-то успел пробежаться с контрольными
выстрелами. Послышался визг, Макс грубо тащил за волосы женщину, молодую и в
дорогом платье, очень открытом, с разрезами по бокам.
– Там еще одна! – крикнул он. – Тащи ее во двор!
Дмитрий бросился наверх, однако по широкой лестнице бегом
спускался Тарас, на его руках визжала и отчаянно дрыгала длинными красивыми
ногами молодая женщина. Роскошные золотые волосы почти доставали пола.
Тарас люто рыкнул:
– Чо на баб засмотрелся?.. Помоги Рамиресу!
Рамирес с большой сумкой бежал с самого верхнего этажа,
Дмитрий видел как боевик на ходу выхватывал мины и припечатывал к стенам.
Завидев Дмитрия, крикнул обрадовано:
– Ты по правому крылу, я по левому!
Дмитрий со своей долей мин побежал, шлепая их как куски
пластилина, прилипают на любую поверхность, а когда закончил и выбежал через
главный выход, почти догнал Рамиреса, мастера по взрывным работам.
Во дворе, богатом и ухоженном, раскинули роскошные кроны два
могучих платана, явно реликвии еще со времен войны зав независимость. Их
толстые стволы не обхватить и троим каскадникам, а кроны укрывали тенью
половине двора.
Под платаном лежал с разбитым лицом мужчина в длинных
трусах, хорошо сложенный, но с дряблым животом, смуглый как житель Азии, с
черными раскосыми глазами. Две женщины сидели, прижавшись спинами к дереву.
Плечи их соприкасались, обе смотрели со страхом и ненавистью в направленные на
них стволы.
От крыльца донесся истошный вопль. Макс тащил за руку
растрепанную молодую женщину. Она была одета с той небрежностью, которую
позволяют себе люди, очень богатые или независимые, склонные не считаться с
окружающими. За спиной болталась большая репортерская сумка с множеством
карманов. Из расстегнутого верха торчал длинный объектив телекамеры.
Они услышали ее яростный крик:
– Вы не смеете! Я – гражданка Соединенных Штатов!..
Макс сказал злобно:
– Когда я ее застрелю, позвольте я ее еще и побью
ногами?
Женщина уставилась на избитых наркобарона и его двух женщин,
лицо стало бледным, а глаза стали выпучиваться.
– Я, – повторила она уже тише, – гражданка
Соединенных Штатов...
– За что и умрешь, – сказал Макс жутким голосом.
Он швырнул ее к остальным. Валентин поднял пистолет, целясь
ей под левую грудь. Красивой женщине трудно выстрелить в лицо, хотя пуля в лоб
сразу останавливает жизнь, а в пулей в сердце человек еще живет довольно долго.
Ермаков сказал неожиданно:
– Погоди. Пусть она снимает.
Валентин оторопел:
– Но ведь...
– Снимает только то, что укажем, – объяснил
Ермаков. – У нее цифровик, можно сразу просматривать и стирать, что не
одобрит наш худсовет.
Валентин кивнул с некоторым сомнением. Конечно, операцию
«Устранение» еще точнее бы назвать «Устрашение», для этого и показная
жестокость расправы. Вслед за разжиревшими юсовцами и богатенькие ланиносы
начали бояться прищемить хотя бы пальчик
Ермаков холодно взглянул на наркобарона:
– Распять его и семью на вон тех деревьях!
Валентин выдернул из сумки телекамеру, журналистка смотрела
расширенными от ужаса глазами. Валентин грубо поднял ее за волосы, сунул в руки
телекамеру:
– Снимай!
Она отдернула ладони, словно вместо камеры ей сунули
раскаленный слиток металла:
– Нет!
– Тогда сниму сам, а ты поделишься гонораром.
Глава 34
Гонсалеса прибили с распятыми руками и ногами на одном
планане, на другом – жену и секретаршу. Дмитрий ощутил озноб при виде железных
штырей, которые вогнали в прекрасные ухоженные ладони секретарши. Она висела на
них, как будто не чувствовала боли, ее расширенные непонимающие глаза все время
переходили с одного страшного человека на другого, Дмитрий вообще постоянно
чувствовал ее вопрошающий взгляд, в котором было недоумение: как, ее,
секретаршу и любовницу самого могущественного человека на всем южном континенте
вот так неизвестные...
Валентин повел объективом по деревьям с распятыми, приблизил
трансфокатором изображение, дал крупным планом искаженное болью лицо
наркобарона, правая половина залита кровью. Гонсалес хрипел, изо рта темная
струйка, похожая на коричневый шнур. Затем в поле изображения появилась рука с
со страшного вида ножом, хищно загнутым и с зубцами на тыльной стороне.
