У него уже возникла было мысль вытолкать труп прямо на
дорогу, все равно на нем не сыграть, но далеко за спиной послышался треск.
Оглянувшись, он увидел как два вертолета приближаются к лагерю и уже издали поливают
огнем все кусты и скопления деревьев.
Нога автоматически вжала педаль газа до упора, он вцепился в
руль, даже в Империи не везде их хваленые дороги, невольно пригнулся, словно
могут рассмотреть с такого расстояния...
Вообще-то могут, мелькнула мысль, не стоит оглядываться.
Пусть в свою оптику увидят его сгорбленные плечи перепуганного морпеха и
истекающего кровью майора, которого он в панике везет на огромной скорости к
ближайшему медпункту...
Еще поворот и еще, а затем вдали на прямом участке шоссе увидел
заслон из пяти машин – не скупятся на технику, сволочи, – и не меньше
дюжины фигурок в полицейской одежде. Все держатся спокойно, никто не прячется
за машинами, не держит его на мушке, но это и лишнее при таком количестве машин
и народа... Правда, эти юсовские вояки в любом случае попрятались бы за
машинами и держали его на прицеле все до единого, даже если бы их была здесь
тысяча, а он полз в их сторону голый и с перебитыми ногами.
Он катил все еще на скорости, а тормозить начал не раньше,
чем заслонщики забеспокоились. Остановившись наконец, но не глуша мотор,
закричал сорванным голосом:
– Врача!.. Скорее врача!
К нему подбежали без опаски, множество рук потянулись к
убитому. Старший полицейский потрогал пульс майора, приложил пальцы к сонной
артерии, помедлил, а когда заговорил, голос был полон участия:
– Сочувствую, парень. Он скончался по дороге. Ты ничего
не смог бы сделать.
Он резко обернулся:
– Как? Он был жив, когда я его посадил! Он еще сказал,
что рана совсем легкая!
Полицейский сказал сочувствующе:
– Легкая, но опасная. Пуля задела артерию. Там все
держалось на тонкой пленке. То ли от тряски, то ли майор волновался... но
артерия все-таки лопнула.
Он вскрикнул как раненый зверь:
– Это я виноват! Не надо было так гнать... Это я убил
его!
Его похлопывали по плечам, утешали, на миг даже стало
стыдно, что обманывает в общем-то хороших людей, хоть и туповатых. Майора уже
вытащили, положили на землю. Дмитрий беспокоился, не обратит ли кто внимания,
что из артерии должно бы вылиться крови впятеро больше, если лопнула именно в
машине, любой из спецназа уже заметил бы и насторожился, но эти вороны все еще
говорят нужные слова, которые их научили говорить полицейские психоаналитики и
дипломированные специалисты за семь тысяч в месяц.
Он понуро побрел к машине, с угрюмым отрешенным видом сел за
руль. Полицейский офицер спросил сочувствующе:
– Ты куда теперь, парень?
– Надо бы обратно, – ответил Дмитрий хмуро, –
но там с этими сволочами... что как с неба упали, уже разобрались! Но я хочу
задать пару вопросов в нашем управлении...
Он постарался сделать голос как можно зловещее, вырулил
машину в сторону заслона. Один из полицейских прыгнул в кабину, через мгновение
проход расширился: пусть парень явится в штаб поорать о своих правах человека,
которого бросили под пули. Дмитрий нажал на газ и понесся на предельной
скорости, интуитивно чувствуя, что именно так и должен поступить, именно этого
от него и ждут.
Когда справа мелькнула полоска дороги, что какое-то время
шла параллельно, он бросил джип на обочину, выбрался по косогору, рискуя
перевернуться, дальше соседнее шоссе уходило круто на север, он заставил джип
выбраться на эту серую заасфальтированную полосу, вжал педаль гад до отказа, и
его понесло с такой скоростью, что встречный ураган едва не раздирал машину на
части, раздирал ему рот и слезил глаза.
Дорожный знак указал, что скоро будет проселочная дорога, и
когда та показалась, аккуратно отмеченная, Дмитрий уже чувствовал, что роща
клином уходит далеко, там в глубине есть речушка, воздух неуловимо пахнет
влагой быстротекущей воды, и что дальше эта равнина перейдет в балки, байраки,
буераки и овраги.
Дорога плавно заворачивала в сторону насыпи. Видно было как
поверху потащилась длинная блестящая гусеница поезда, локомотив похож на ракетный
снаряд, мчит стремительно, отсюда видно...
Дорога постепенно понижалась, по краям стены росли,
загибались как лепестки тюльпана, а когда насыпь выросла, там темнела широкая
дыра тоннеля, в которую и ныряла серая асфальтовая полоса.
Внезапный переход от яркого солнечного дня к темноте
туннеля, хотя и ярко освещенному круглые как блюдца инопланетян плафонами на
потолке ударил по нервам. Он удержался от инстинктивного желания снизить
скорость, крепче вцепился к руль, подошва на педели газа, ветер ревет и свистит
в ушах...
Далеко-далеко впереди показался джин. Через мгновение уже
было видно, что он битком набит фигурами в черном, и что стремительно несется
навстречу. Дмитрий стиснул руль, напрягся, ибо горячие куски металла ударят в
его тело, будут рвать на клочья плоть, ломать суставы и разбивать кости, и
нужно удержать руль, чтобы ударить точно, педаль газа вдавлена в пол, ветер
ревет и размазывает кровь по его лицу.
Джип стремительно вырастал в размерах. Дмитрий уже разливал
лица, затем глаза... его несло навстречу как горячий снаряд, он ощутил пьянящее
чувство восторга, в душе нарастало ликование, руки вросли в руль, крепкие как
корни дерева. Он откинулся на спинку сидения, педаль расплющена о пол, сейчас
ударит всей своей мощью, размечет, уничтожит, расплещет по стенам туннеля мозги
и куски мяса своих врагов, и в огненном взрыве вознесется к своим древним
богам, к своим родителям и своему деду...
Он услышал могучий ликующий крик, в зеркальце увидел свой
разинутый рот, страшный, окровавленный, кричал он сам, кричал нечто непонятное,
и лишь где-то в глубине сердца чувствовал, что это тот самый страшный воинский
клич, с которым воины Святослава защищали Киев от хазар, а затем разнесли
вдрызг саму Хазарскую державу...
Джип вырастал, он успел увидеть расширенные в животном ужасе
глаза на этих побелевших, несмотря на зеленые полосы, лицах, один сделал
движение выпрыгнуть на ходу, Дмитрий ревел в восторге и несся навстречу чести,
сердце разбухло, он сам стал этим сердцем...
...и вдруг несущийся навстречу снаряд с людьми резко
метнулся в сторону. Дмитрий вжался в спинку кресла. Его несло в простор
расширяющегося туннеля, непонимающего и уже с острым чувством потери. За спиной
грохнуло, затрещало: армейский джип, увернувшись в последний миг от
столкновения лоб в лоб, ударился боком в бетонную стену. Его протащило со
скрежетом, сыпались искры как при электросварке, потом перевернуло трижды,
Дмитрий успел увидеть как из бешено вертящегося джипа выбрасывает фигуры в
черном, а впереди на него несся расширяющийся круг света...
Его вынесло в блистающий мир, оранжевое солнце на синем
небе, ухоженная зелень по обе стороны идеально ровного шоссе, но он чувствовал
себя обманутым и ограбленным. Из раскаленной груди словно вынули пылающее
сердце. В его все еще напряженном теле возник холод, словно вместо сердца
вложили замороженный камень.
