Еще хуже мне становилось при мысли о том, что я подвел Чи Лу. Я послал ему письмо с рассказом о том, что произошло. Чи ответил через несколько минут.
«Стефан уже сказал мне об этом, и мне жаль, что ничего не получилось. Сразу после того, как со мной связался Стефан, я послал Марку сообщение в Facebook, но он не ответил. С другой стороны, если бы ты позвонил мне тогда же, я мог бы сделать звонок организаторам и сказать им, чтобы тебя пропустили.
Если ты можешь ждать, то вот мой совет: попробуй еще раз в будущем году на следующем Startup School. Поскольку Марк уже дал согласие, это будет выглядеть просто как перенос даты, а я смогу заранее связаться с главой мероприятия, чтобы он дал указание пропустить тебя. Если для тебя это слишком долго, то я могу попробовать послать еще одно сообщение Марку, но не могу быть уверен в его реакции, поскольку он не ответил на предыдущее».
Я поблагодарил Чи и спросил, не смог бы он попробовать еще разок прямо сейчас. По мне, лучше было сделать это по горячим следам, пока Цукерберг еще помнит. Если этому суждено случиться, то именно сейчас. Чи послал Цукербергу второе сообщение. Через три дня я получил от него новое письмо.
Я послал Марку сообщение в Facebook в четверг, и до сих пор он мне не ответил.
По прошлому опыту это, к сожалению, означает, что Марк не рассматривает такую возможность, иначе он ответил бы. «Алекс, мне жаль, что я не смог быть более полезным тебе в этом вопросе. Надеюсь, что у тебя появятся новые варианты организации встречи с ним».
В течение нескольких следующих недель я отчаянно пытался спасти ситуацию. Один из первых сотрудников Facebook, с которым я познакомился на Summit, связался со службой безопасности Цукерберга; из офиса Билла Гейтса позвонили личному помощнику Цукерберга; создатель социальной сети Леди Гаги Мэтт Михельсен, которому меня порекомендовал Эллиот, представил меня одному из адвокатов Цукерберга. Потом Мэтт привел меня в офис Facebook и представил директору по маркетингу. Увы, от самого Цукерберга не было ни слуху ни духу.
Месяцы шли, и больше всего меня убивало отсутствие внятного финала этой истории. Не было возможности проанализировать свои ошибки. В какой-то мере мне было понятно, что для начала у меня не было настоящей стратегии. Ведь, по существу, не было даже речи о нормальной встрече с Цукербергом. Из его письма следовало, что мы познакомимся лично и перекинемся парой слов. Отлично, конечно, но я должен был попросить Чи свести меня с главой аппарата Цукерберга – человеком, которому я мог бы объяснить, чем я занимаюсь, и который смог бы организовать полноценное интервью.
Однако я понимал, что это не так важно. Пусть даже это была бы мимолетная встреча, Чи Лу так или иначе выдал мне стопроцентный пас. Я был один в зоне ворот без единого защитника вокруг. Все, что от меня требовалось – аккуратно забить мяч в ворота, но я все равно облажался.
Глава 34
Величайший дар
Несколько недель я казнил себя, вспоминая то о бессмысленном сидении под деревом в надежде встретить Цукерберга, то о посылке с башмаком с целью заставить Баффетта изменить свою позицию, то об интервью с Биллом Гейтсом – даже умудрившись попасть к нему, я не смог задать ни одного толкового вопроса. Иногда мне казалось, что все, что я делаю, это не более чем унылая долгая череда ошибок. Но, оказавшись в обществе Куинси Джонса, я сразу же забыл о своих несчастьях.
– Откуда ты, друг мой?
Низкий голос этого 81-летнего человека отозвался в моих ушах звуком баритон-саксофона. На Куинси был длинный ярко-синий халат. Я сидел рядом с ним на кушетке в круглой гостиной его дома в Бель-Эйр.
– Родился и вырос в Лос-Анджелесе, – ответил я.
– Да нет, я про происхождение, – помотал головой он.
– А! Мои родители из Ирана.
– Так я и подумал.
– А почему?
Он не ответил прямо, пустившись вместо этого в живописную историю о том, как приехал в Иран, когда ему было 18 лет, присутствовал на вечеринках у шаха и тайно встречался по ночам с юными заговорщиками, собиравшимися освободить из тюрьмы аятоллу. После чего рассказал, что у него была связь с персидской княжной.
– Хеле мамнун [весьма признателен], – сказал, улыбаясь, Куинси и выдал еще несколько фраз на фарси. – Я бывал в Тегеране, Дамаске, Бейруте, Ираке, Карачи – одним словом, везде. Я разъезжаю по всей планете вот уже 65 лет.
Перед интервью я изучал его биографию, но сейчас понимал, как мало знаю об этом человеке. Я знал, что его чаще номинировали на премию «Грэмми», чем любого другого продюсера в истории. Я знал, что он был продюсером альбома Thriller Майкла Джексона – самого продаваемого альбома в истории, и сингла We Are the World – также самого продаваемого в истории. Он работал с целым рядом величайших исполнителей XX века, в том числе с Фрэнком Синатрой, Полом Маккартни и Рэем Чарльзом. В мире кино он был одним из продюсеров фильма Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей» (The Color Purple), получившего десять номинаций на «Оскар». На телевидении он продюсировал номинированный на «Эмми» сериал «Принц из Беверли-Хиллз». Он был наставником для Уилла Смита и Опры Уинфри. А в данный момент этот бесспорно выдающийся деятель шоу-бизнеса спрашивал меня: «Ручка есть?»
Я дал ему свою ручку. Он взял с полки кофейного столика лист бумаги и принялся рисовать на нем округлые буквы, пытаясь научить меня писать арабской вязью. Затем он учил меня писать китайские иероглифы. Затем – японские. В школе я терпеть не мог иностранные языки, а сейчас, в представлении Куинси, они выглядели для меня ключами к миру.
– Взгляни вон туда, – сказал он, указывая на сводчатый потолок гостиной. Из его центра, подобно солнечным лучам, шли 12 деревянных балок. – Это фэн-шуй. Они символизируют 12 музыкальных нот, 12 апостолов, 12 знаков Зодиака…
Он обвел рукой комнату. Вокруг были десятки старинных произведений искусства, каждое из которых имело собственную энергетику.
– Вон там у меня Нефертити. Вот Будда. Там танская династия. Это из Японии. Это – Пикассо. А вот это – модель первой ракеты Space X. Илон подарил. Мы с ним соседи.
Наша беседа набирала скорость. Куинси перескакивал с медитации на нанотехнологии, моментально переходил от разговора об архитектуре («Фрэнк Гери, а он, кстати, тоже Рыба, так вот, Фрэнк Гери всегда говорил мне: «Если архитектура – застывшая музыка, то тогда музыку нужно считать архитектурой в жидком состоянии». Любое великое искусство – эмоциональная архитектура») к обсуждению кинорежиссуры («Побывав у меня на записи, Спилберг сказал, что режиссирует так же, как я дирижирую. Он создает прочную основу, а дальше импровизирует. Нужно оставлять людям пространство для самовыражения»). Я откинулся на спинку дивана и молча впитывал неиссякаемый поток мудрых слов.
«Я говорю своим ученикам-музыкантам, что они должны становиться индивидуальностями. Познать и полюбить себя. Это все, что меня интересует… Познать и полюбить себя».
