ЛИЧНОСТЬЮ ТЕБЯ ДЕЛАЮТ ТВОИ ОШИБКИ.
Позже вечером по телевизору показали интервью Леди Гаги в программе Jimmy Kimmel Live. Сначала Киммел попинал ее по поводу нарядов, а затем прошелся по альбому ARTPOP. Но это нисколько не смутило Леди Гагу. Она парировала тезисом о «несоответствии ожиданиям», что вызвало гром аплодисментов аудитории.
Кажется, не успел я и глазом моргнуть, как следующим утром уже сидел в первом ряду на выступлении Леди Гаги на конференции аккурат между ее отцом и Мэттом. Свет погас, и на сцене появилась Леди Гага в неимоверном наряде из пластиковой защитной пленки. Один из первых заданных ей вопросов касался «тошнотворного искусства».
Он объяснила, как возникла эта идея, после чего сказала:
– Вы знаете, Энди Уорхол считал, что может сделать консервную банку произведением искусства. Бывает, что очень странные вещи, которые представляются совершенно неправильными, оказываются способными изменить мир… Речь о свободе от расчетов музыкальной индустрии и надежд, порождаемых существующим положением дел. Мне не нравилось, когда в школе измеряли длину моих юбок, и до сих пор не нравится, когда мне говорят, что нужно делать и по каким правилам жить.
Не успел я опомниться, как выступление Леди Гаги завершилось под гром аплодисментов. Аудитория удостоила ее стоячей овацией.
Мэтт поехал прямо в аэропорт, а я – в отель собирать вещи. Запихивая шмотки в сумку, я получил от Мэтта копию эсэмэски, которую только что прислала ему Леди Гага:
«Даже не знаю, что сказать. Я так благодарна за все, что вы, парни, для меня сделали. Вы правда помогли мне, и из-за вас я сегодня летаю. Надеюсь, что не посрамила тебя и Алекса».
Я заканчивал читать послание Леди Гаги, когда в телефоне появилось еще одно сообщение. Приятель по университету приглашал меня в кампус на вечеринку. Друзья, с которыми я начинал учиться, заканчивали последний курс и собирались отметить получение дипломов. Мне показалось, что я тоже в каком-то смысле выпускник.
* * *
Глядя в иллюминатор самолета на плывущие под крылом облака, я думал о том, как сложилась вся эта история с Леди Гагой. В каком-то смысле казалось, что она стала результатом цепочки сиюминутных решений. Несколько лет назад я решил написать незнакомому мне Эллиоту Бисноу, а затем съездить с ним в Европу. Решил пойти на концерт в Нью-Йорке, где Эллиот познакомил меня с Мэттом. А потом решил съездить к Мэтту в гости и выстроить с ним отношения.
Мысли бежали, и на ум мне пришла цитата из, казалось бы, совершенно неожиданного источника – одной из книг про Гарри Поттера. В один из критических моментов Дамблдор говорит: «Наши решения показывают, кем мы являемся в действительности, гораздо лучше, чем наши способности».
Наши решения… гораздо лучше, чем наши способности…
Я мысленно вернулся к беседам с Чи Лу и Шугар Рэем Леонардом. Мысль, заключенная в цитате, соответствовала главному, что я вынес из этих интервью. При всей своей природной одаренности и Чи Лу, и Шугар Рэй стали выдающимися людьми благодаря своим решениям. Время Чи было осознанным решением. Пробежки за школьным автобусом были осознанным выбором.
Подобно слайд-шоу, перед моим мысленным взором проходил ряд образов. Вот решение отбросить свои опасения и позвонить, принятое Биллом Гейтсом, когда он впервые собрался продать разработанный им софт. Вот решение отстать от экскурсии в Universal Studios, принятое Стивеном Спилбергом. Вот решение работать на нескольких работах сразу, чтобы скопить деньги на поездку в Африку, принятое Джейн Гудолл.
Любой человек способен принимать повседневные решения, которые могут навсегда изменить его жизнь. Можно решить поддаться инерции и продолжить ожидание в очереди перед Первой дверью, а можно решить бросить очередь, пробежаться вниз по переулку и войти в Третью дверь.
Если бы нужно было выбрать какой-то единственный из вынесенных мной уроков, то это была бы возможность принимать для себя такого рода решения. Именно такой настрой на возможность изменил мою жизнь до неузнаваемости. Меняя то, что ты считаешь возможным изменить, ты делаешь перемены осуществимыми.
Самолет приземлился в Лос-Анджелесе. Я взял свою спортивную сумку и двинулся по зданию аэропорта, чувствуя неведомый мне прежде мягкий покой.
Я вышел из аэропорта. Когда папа подъехал на своей машине к тротуару и вышел, я надолго стиснул его в объятиях. Потом забросил сумку в багажник и сел на пассажирское сиденье.
– Ну, как прошло интервью? – спросил папа.
– А его вообще не было, – ответил я.
Выслушав мой рассказ, папа широко улыбнулся, и мы поехали домой.
Светлой памяти Дэвида Банаяна (1957–2017)Благодарности
Один из самых главных уроков в жизни я получил от папы за четыре дня до его кончины. Я был у Эллиота в его квартире в Санта-Монике, когда позвонила лечащий врач папы. Она только что осматривала его на дому и сказала, что его состояние резко ухудшилось.
– Судя по тому, что я видела, ему, возможно, остаются считаные дни, – сказала она.
Я был совершенно не готов услышать подобное. Мир померк. Мысли остановились. Остались лишь чувства. Это были ошеломляющее одиночество, ужас и грусть, как у маленького ребенка, который неожиданно оказался разлученным с родителями на людном вокзале и не понимает, что ему делать.
В тот момент я сделал единственное, что мог. Я позвонил своей старшей сестре Бриане и передал ей прогноз врача. Потом прыгнул в машину, заехал за ней, и мы отправились к родителям. По приезде мы застали маму и папину сиделку на диване в полной тишине. Папа был в своем любимом кресле, но выглядел совершенно иначе. Еще два дня назад, когда мы вместе завтракали, он хорошо поел и двигался без видимого труда. Теперь он сидел неподвижно с закрытыми глазами, но было видно, что он не спит. Его кожа пожелтела. Он тяжело дышал. Папа хотел умереть дома, поэтому я подавил порыв вызвать «Скорую».
– Папа? – сказал я.
Он не ответил, и тогда я подошел ближе и легонько потрепал его по руке.
– Папа?
Я обернулся к маме. В ответ она тихо покачала головой, будто не в силах сказать ни слова. Я сел на диван рядом с сестрой. Мы молчали, пытаясь осознать происходящее. На наших глазах наш папа, человек, давший нам жизнь, впадал в кому.
