– Не нужна тебе женщина, которая оружием машет, сынок.
Я попытался объяснить, что меня зацепил контраст между грубостью пистолета и роскошью бала. Кроме того:
– Пап, да она шутила.
Рой-старший кивнул и отхлебнул пенного пива из стакана:
– А если она так шутит, что будет, когда она разозлится всерьез?
Тут с кухни, будто обращаясь к переводчику, вступила мама:
– Спроси у него, с кем она сейчас встречается. Может, она и сумасшедшая, но мозги у нее на месте. Просто так Роя-младшего никто бросать не станет – у нее точно есть замена на скамейке запасных.
– Твоя мама спрашивает, с кем она сейчас встречается, – сказал Рой-старший, будто мы с мамой говорили на разных языках.
– Да с юристом каким-то. На Перри Мейсона
[7] не тянет, занимается договорным правом. В бумажках копается.
– А ты, что ли, не в бумажках копаешься? – спросил Рой-старший.
– Это другое дело. Я – торговый представитель, но это временно. Свое будущее я с этим не связываю, просто так сложилось, что сейчас у меня такая работа.
– Ясно, – ответил Рой-старший.
Мама снова вступила с комментариями со своей кухонной галерки.
– Скажи ему, что эти белые девочки вечно разбивают ему сердце. Скажи, чтобы он вспомнил про здешних девочек из прихода Аллен. Скажи, чтобы он выбирал себе кого-то более подходящего.
– Мама говорит, – начал было Рой, но я прервал его.
– Я все слышал. Кто вам вообще сказал, что она была белая?
Хотя она была именно такой, а у мамы пунктик на этот счет.
Теперь Оливия стояла в проходе и вытирала руки полосатым кухонным полотенцем.
– Не злись. Я вовсе не лезу в твои дела.
Когда речь заходит о девушках, мамам угодить трудно. Все мои приятели рассказывают мне, что мамы строго им наказали: жениться можно только на своих. А в «Эбони» и «Джет»
[8] уверяют, что если у черного парня есть в кармане хоть немного денег, ему подавай только белых. Что до меня, то я всеми руками за чернокожих, но мама все равно умудряется меня пилить, что выбрал девушку не того оттенка.
Казалось бы, Селестия должна была ей понравиться, ведь они так похожи, будто родственницы: симпатичные, аккуратные, как Тельма из моего любимого сериала – моя первая экранная любовь, между прочим. Но хоть Селестия и выглядела как надо, она пришла к нам из другого мира – принцесса Жасмин в обличии Тельмы. А Рою-старшему, наоборот, Селестия так понравилась, что, если бы не я, он сам бы на ней женился. И от этого мама больше ее любить не стала.
– У меня есть только один способ завоевать Оливию, – сказала однажды Селестия.
– И какой же?
– Родить ребенка, – вздохнула она. – Когда мы видимся, она всякий раз смотрит на меня так, будто у меня в теле заперты ее внуки, а я не выпускаю их наружу.
– Да ладно тебе, не выдумывай.
Но, по правде сказать, я понимал, куда клонит мама. Год спустя я был готов приступить к делу, выпустить новое поколение с обновленным списком инструкций и правил.
Не то чтобы наше с Селестией воспитание казалось мне неправильным, но мир меняется, и детей нужно воспитывать по-новому. В частности, я планировал никогда не говорить со своими детьми о сборе хлопка. Мои родители без конца твердили про хлопок в буквальном или фигуральном смысле. Белые говорят «вкалывает как проклятый», а черные – «вкалывает как на хлопковой плантации». Я своим детям не собираюсь постоянно напоминать, что обычные вещи им доступны потому, что ради этого кто-то умер. Не хочу, чтобы Рой III сидел в кинотеатре, смотрел «Звездные войны» (или что у них там будет) и думал, что его право сидеть в кресле и есть попкорн стоило кому-то жизни. Не будет этого. Или будет, но совсем чуть-чуть. С пропорциями еще надо разобраться. Селестия клянется никогда не говорить ребенку, что он должен работать в два раза больше, чтобы получить вполовину меньше. «Даже если так и есть, зачем это знать пятилетке?»
В Селестии все женские качества сочетались в безупречной пропорции – не как у пресной офисной служащей, нет, она несла свое происхождение, будто оно было блеском на лакированной коже дорогих туфель. Кроме того, она трахалась с изобретательностью художницы, но не доходила до сумасшествия. Другими словами, розовый пистолет она в сумочке не носила, но напряжение от этого не падало. Селестия всегда поступала так, как считала нужным, и это чувствовалось сразу. Она была высокой, метр семьдесят пять, с плоскими стопами и даже выше, чем ее отец. Я знаю, что рост – это чистая удача, но казалось, что она сама так решила. Из-за волос, пышных и непослушных, она казалась капельку выше меня. Даже если не знать, что Селестия – гений нитки и иголки, было ясно, что перед тобой – совершенно особенная личность. Хотя некоторые (и под «некоторыми» я подразумеваю свою матушку) так не думали, я знал, что благодаря этим качествам она станет прекрасной матерью.
Я даже подумывал, не предложить ли ей назвать нашего ребенка – сына или дочь – Завтра.
Если бы решал я, мы бы мчались к родительству уже во время медового месяца. Вообразите: мы вдвоем лежим в хижине со стеклянным полом, а под нами – океан. Я и не знал, что такое бывает, но прикинулся, что давно в теме: когда Селестия показала мне брошюру, я сказал, что это моя давняя мечта. И вот мы лежим на Бали, зависнув над океаном, и наслаждаемся друг другом. Свадьба была почти два дня назад – от Америки нас отделяли двадцать три часа перелета первым классом. На свадьбе Селестия преобразилась в кукольную версию самой себя: непослушные волосы заарканены в тугой пучок на затылке, как у балерины, на щеках – яркий косметический румянец. Я смотрел, как она плывет ко мне по проходу под руку с отцом и оба хихикают, будто это все еще репетиция. А я стою, серьезный как четыре сердечных приступа и инсульт. Но потом она взглянула на меня, розовые губы сложились в поцелуй, и я понял, в чем была шутка. Она дала мне понять, что все это: девочки, которые несут шлейф ее платья, мой костюм-визитка, даже кольцо у меня в кармане – все это не всерьез. Но вот огоньки в ее глазах и быстрый бег нашей крови были подлинными. И тогда я тоже улыбнулся.
На Бали от пучка не осталось и следа, она расхаживала с шевелюрой как из семидесятых, и на ней не было ничего, кроме блесток для тела.
– Давай делать детей.
Она рассмеялась:
– Вот, значит, как.
– Я серьезно.
– Подожди, папочка, еще рановато, – сказала она. И добавила: – Но скоро.
На нашу бумажную свадьбу я написал на листке: «Скоро уже наступило?»
