— У меня нет никакого права критиковать или осуждать вас, мистер Керби.
Последовала непродолжительная пауза, а затем он спросил:
— Я вас шокировал?
Его тон изменился, и она вполне серьезно ответила ему:
— Не знаю… Не думаю, чтобы шокировали… Мне кажется… я вас понимаю…
При свете месяца ей почудилось, что его губы вновь скривила циничная усмешка, как в тот момент, когда он входил в салон вместе с миссис Томпсон.
Она видела, что он ждет объяснения ее слов, и почувствовала, что обязана дать ему искренний и правдивый ответ.
— Я вспоминаю, — медленно начала она, — как много лет назад мой отец отправился с одним своим довольно бесшабашным приятелем на скачки в Дерби. Этот джентльмен выиграл много денег, и когда мой отец подвозил его домой в своем фаэтоне, тот принялся швырять в толпу серебряные и золотые монеты, которыми были набиты его карманы. Это вызвало целый переполох, и мой отец спросил у него: «Зачем ты это делаешь?» Тот ответил: «Они их хотят, а у меня они есть!»
Дорина старалась не смотреть на Максимуса. Она устремила взгляд прямо перед собой, туда, где на фоне ночного неба едва вырисовывался силуэт горной цепи.
— Значит, вы считаете, что я очень щедро раздариваю свои поцелуи? — заметил Максимус. — Вы необычная девушка, мисс Хайд.
Она подумала, что он смеется над ней.
— Не знаю, почему вы так решили.
— У меня такое чувство, — сказал он, — хотя я не могу объяснить, даже себе, чем оно вызвано, будто вы пытаетесь казаться не той, кто вы есть на самом деле. За этим серым платьем и строгой внешностью скрывается, возможно, что-то совсем другое.
Дорина молчала.
«Он слишком проницателен», — подумала она, но в то же время ей показалось удивительным, что он вообще заметил ее.
— Вас когда-нибудь целовали? — неожиданно спросил он.
Дорина почувствовала, как ее щеки залил румянец; она лишь надеялась, что он не заметит этого в темноте.
— Вы не должны задавать мне подобных вопросов, мистер Керби, — сухо сказала она.
— Вы на самом деле так же суровы, как цвет ваших платьев, — продолжал он, — или правду говорят, что английские мужчины холодны и не умеют ухаживать за женщинами?
— Я думаю… мне лучше пойти спать, — тихо сказал Дорина.
— Я почти уверен, — продолжал Максимус, будто не слыша ее слов, — что под этой пуританской внешностью скрывается горячее сердце и огонь, который еще пока никто не смог разжечь. Мне лишь хотелось бы знать почему.
— Мы говорили о вас, мистер Керби, а не обо мне!
Он тихо рассмеялся.
— Я же говорил, мисс Хайд, что вы отличаетесь от других женщин. Я пока еще не встречал ни одной, которая не хотела бы говорить о себе.
— Это означает, что в конце концов основной темой разговора все равно становились вы! — сказала Дорина и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах.
Максимус снова рассмеялся.
— Как я вижу, вы девушка с характером! Я начинаю узнавать очень интересные вещи о вас, мисс Хайд!
— Боюсь, что я не оправдаю вашего интереса, — сказала Дорина, стараясь говорить равнодушным тоном. — В любом случае, у вас слишком мало времени, потому что через две недели состоится ваша свадьба, а после этого я вернусь в Англию.
Он не отвечал. Хотя он не двинулся с места, Дорина внезапно ощутила его близость.
Сердце бешено колотилось у нее в груди, и поскольку этот разговор взволновал ее, она чувствовала странное возбуждение, какого прежде никогда не испытывала.
— Во всем, что бы я ни делал, — сказал Максимус спустя какое-то время, — я всегда доверял своей интуиции. И сейчас она подсказывает мне, что я должен любым способом помешать вам вернуться в Англию, хотя сам не знаю зачем.
— Ну что ж, значит, у вас будет, над чем поломать голову, хотя боюсь, вам все равно не найти ответа, — с деланной легкостью сказала Дорина.
Только сейчас она обратила внимание на то, что пока они разговаривали, начался прилив, и яхту развернуло течением, так что теперь они смотрели не на гавань, а на море.
Внезапно она увидела, что с моря к ним направляются несколько небольших суденышек с квадратными парусами.
Их форма была необычна, и Дорина вспомнила, как доктор рассказывал ей, что эти паруса натягивают на бамбуковую раму и устанавливают на бамбуковую мачту, сделанную в форме треноги.
Но приближающиеся суда не занимали ее сейчас, она думала о том, что ей сказать дальше.
Ей хотелось продолжить их разговор, но в то же время она понимала, что ей давно следовало бы уйти к себе в каюту.
Она рассеянно наблюдала за подплывавшими все ближе судами, заметив, что на них есть и гребцы. Она насчитала по девять весел с каждого борта.
— Мне казалось, что столь легкого бриза недостаточно для того, чтобы они могли двигаться с такой скоростью, — заметила она.
Максимус Керби посмотрел на море. Внезапно она почувствовала, как он замер на месте.
— Прау! — воскликнул он.
— Вы хотите сказать, что это пираты? — спросила Дорина.
Он не ответил. Схватив ее за руку, он оттащил ее от перил и увлек за собой к трапу.
— Спускайтесь вниз!
Это был приказ, но пока Дорина стояла в нерешительности возле рубки, Керби уже исчез. Дорина снова взглянула на прау, которые быстро приближались к яхте.
Она пыталась вспомнить все, что ей рассказывали о пиратах. Насколько она знала, обычно их суда были вооружены пушками.
Ей не было страшно. Эти шесть прау, быстро и бесшумно приближавшиеся к ним, казались почти нереальными. Не было слышно даже плеска весел, которые ритмично взмывали в воздух и снова погружались в воду.
Стоя между стеной и створкой открытой двери, Дорина почувствовала, что вокруг нее началось какое-то движение.
Матросы, передвигаясь по-пластунски, занимали свои места на палубе.
Она догадалась, что приближавшиеся пираты не могут видеть их из-за пышных лиан, которыми были увиты перила.
Со своего места она могла разглядеть один из помостов, украшенных цветами, на котором днём стояла огромная клетка с попугайчиками.
На ночь, как и говорил Максимус, клетку сняли с помоста и надежно закрепили рядом с одной из мачт. Дорина полагала, что это было сделано на тот случай, если поднимется сильный ветер, который мог опрокинуть ее.
Дорина увидела, как чьи-то руки быстро срывают с помоста цветы, под которыми оказались пушки.
«Они, должно быть, установлены на вращающемся лафете, — подумала Дорина, — чтобы можно было выстрелить по пиратам, с какой стороны они ни приблизились бы к кораблю».
