58
«Я родился… и прожил первые десять лет на хуторе Озериско в четырнадцати милях от города Волковыск»
{265}, – так приступил к своим воспоминаниям Лемкин. Его жизнь началась на лесной росчисти в июне 1900 года. Кроме уездного центра Волковыска, недалеко был и Белосток (а до Лемберга – несколько сотен миль). Эту территорию Россия отняла у Польши за сто лет до рождения Лемкина, в 1795 году. Территория эта называлась Белой Русью или же Литвой. К северу от нее располагалась Восточная Пруссия. Нынешняя территория Украины – к югу, собственно Россия – на востоке, а современная Польша – на западе. Хутор Озериско, ныне белорусская деревня, был так мал, что даже не попадал на карты.
Там родился Рафал
[15] Лемкин, второй сын Беллы и Йосефа, средний между Элиасом и Самуилом. Его отец арендовал и возделывал землю на территории, за которую так долго сражались между собой поляки и русские, – а евреи всегда оказывались между враждующими сторонами. Жизнь – постоянная борьба, объяснял им отец. Представьте себе, что трое лежат под одним одеялом: «Когда те, что по краям, начнут перетягивать одеяло на себя, укрытым останется лишь тот, который посередине»
{266}.
Лемкины жили по соседству с двумя другими семьями, дети бегали «веселой стайкой». Лемкину запомнилось идиллическое детство, с курами и прочими животными, с крупным псом по кличке Рябчик, с большой белой лошадью, под «металлический свист» кос, срезавших в полях клевер и рожь. Еды было вдоволь: черный хлеб, луковицы, картофельные запеканки. Мальчик помогал родителям по хозяйству и вместе с братьями запускал кораблики в большом озере под сенью берез, воображая себя викингом или пиратом. Время от времени идиллию нарушали царские чиновники, требовавшие соблюдения закона, который запрещал евреям владеть землей. Йосеф Лемкин обходил закон с помощью взяток
{267}, платил усатому жандарму в мундире, в начищенных до блеска черных сапогах – первый представитель власти, перед которым маленький Рафал испытывал страх.
С шести лет началось изучение Библии. Мальчик читал о пророках, проповедовавших справедливость между людьми и мир среди народов. Затем он посещал занятия в соседней деревне, где его бабушка и дедушка содержали школу с пансионом, а от много читавшей матери Рафал впервые услышал басни Крылова, эти притчи о справедливости и разочаровании. До конца жизни он будет цитировать историю о лисе, которая пригласила журавля на обед и подала угощение на плоской тарелке. Журавль же в ответ пригласил лису откушать из кувшина с узким горлом. Несправедливость не окупается – такова мораль этой басни из его детства
{268}.
Белла часто пела сыну – нехитрые мелодии, например, на стихи русского поэта XIX века Семена Надсона, чье стихотворение «Верь в великую силу любви» отвергало насилие. «Мир, погрязший в грязи и крови, / Верь в великую силу любви!»
{269} Творчество Надсона вдохновило Сергея Рахманинова, и как раз в тот год, когда родился Лемкин, композитор превратил другое стихотворение, «Мелодия», в опус 21, № 9, романтическое произведение для фортепиано и тенора, в котором выражалась надежда на лучшее будущее человечества.
По моей просьбе коллега из Беларуси съездил в Озериско – три часа на автомобиле из Минска – осмотреть эти места. Он обнаружил несколько деревянных домов, в каждом – одинокую бабушку. Одна из них, восьмидесяти пяти лет, с улыбкой возразила, что не настолько стара, чтобы помнить Лемкина, и посоветовала сходить на заброшенное еврейское кладбище – глядишь, там найдется какой-нибудь след.
Поблизости от этой деревеньки мой друг заехал в село Мижеричи, где жила аристократическая семья Скирмунтов, издавна владевших знаменитым собранием французских и польских книг.
– Возможно, потому-то мать Лемкина знала столько языков, – прокомментировал мой друг.
Но эти годы не были сплошь безмятежными. Лемкин слышал о погромах и массовом насилии против евреев. В 1906 году, когда ему было шесть лет, в Белостоке были разом убиты сто евреев. Мальчику мерещились вспоротые, набитые перьями из перин животы, хотя этот образ скорее заимствован из стихотворения Бялика «Город резни» с подробным описанием других злодейств, совершавшихся в тысяче миль к югу, в Кишиневе
{270}. Там была строка «Набитый пухом из распоротой перины распоротый живот»
[16]. Лемкин был знаком с произведениями Бялика
{271}, а первым опубликованным трудом самого Лемкина станет в 1926 году перевод с иврита на польский рассказа этого поэта «За оградой». Я нашел английский перевод этого рассказа в Иерусалимской университетской библиотеке – историю первой любви еврейского юноши Ноаха и украинской девушки Маринки, историю враждующих групп.
В 1910 году Лемкины переехали в другой деревенский дом, под Волковыском – главным образом ради того, чтобы дать детям образование, записать их в городские гимназии. Там Лемкин сделался поклонником Толстого («Принять идею значит жить в соответствии с ней»
{272}, – повторял он), а также полюбил роман Генрика Сенкевича «Камо грядеши» о любви в Древнем Риме. Он рассказывал Нэнси Эккерли, что прочел этот роман в одиннадцать лет и спрашивал свою мать, как же полиция не вмешалась, когда римляне вздумали бросать христиан львам. В мемуарах Лемкин затрагивает схожие темы, например, обвинение евреев в «ритуальном убийстве»: это обвинение прозвучало в Киеве в 1911 году, но отразилось и на самом Лемкине, и на его соучениках-евреях – их стали дразнить и преследовать за их религию.
Озериско. Беларусь. 2012
