Бывший детектив Дерек Макганнигал одним из первых прибыл на место происшествия. Он рассказал мне о своем общении с Лани Бурман.
МАКГАННИГАЛ: Первейшей задачей было поговорить с девочками. Это оказалось непросто, уж поверьте. Они страшно напугались. Мы чуть с ума не сошли, пока уговорили их нас впустить. Понадобилось добрых пятнадцать минут, чтобы девочки открыли дверь своей комнаты, а они тут же схватились за руки и отказались разлучаться. Свидетелей положено допрашивать по отдельности, но я видел — девочки ни за что не станут говорить друг без друга. Из них и так-то почти нельзя было слова вытащить. Они твердили, что спали и ничего не видели, не слышали до самой стрельбы.
Только я закончил их допрашивать, как ребята привезли Эрин Бурман — она ночевала у подруги, которой сделали стоматологическую операцию. Я решил, что бедной женщине ни к чему наблюдать за нашими действиями на месте убийства, и отвел ее наверх, в хозяйскую спальню. Девочки услышали вернувшуюся мать и подняли такой шум, что я, скрепя сердце, пустил их к ней. Нарушил инструкцию, конечно, но не пустить не смог.
Оставлять близняшек в комнате с матерью не следовало, однако от Эрин было маловато толку, она лишь рыдала, поэтому вряд ли их присутствие нам бы помешало. Я попросил ее вспомнить как можно больше — не бродил ли по соседству кто-нибудь подозрительный, не пропало ли что-нибудь, в таком вот роде, — но Эрин только сильнее взвинчивалась. Я уже думал, она сейчас на меня сорвется, как вдруг Лани сказала: «Я все видела».
Мы так и застыли. Поскольку я услышал об этом впервые, тут же насторожился. Вы не представляете, сколько народу хочет приобщиться к полицейскому расследованию чисто из любви к драматизму. К девочкам-подросткам это относится вдвойне — я не сексист, не подумайте, просто делюсь наблюдением. Непредвзятым, так сказать. Я не хотел отпугнуть Лани, но должен был убедиться, что она меня не дурачит, поэтому я попросил ее описать увиденное. Вот тогда-то Лани и назвала Уоррена Кейва убийцей.
ПОППИ: Я читала, что первые слова свидетеля обычно самые правдивые. Почему же вы поверили второму заявлению Лани?
МАКГАННИГАЛ: Хочу прояснить — решение принимал не я. Мой шеф рассудил так: до возвращения матери девочки были слишком напуганы и потому не откровенничали. Они, видите ли, обучались на дому и почти не имели дела с представителями власти. По мнению шефа, появление матери немного успокоило девочек, и они заговорили.
ПОППИ: А вы с этим не согласны?
МАКГАННИГАЛ: Я такого не утверждаю. Я лишь констатирую: Лани Бурман не стало спокойней при матери. Если уж на то пошло, девочка будто еще сильнее разволновалась. Но знаете, не случайно ведь мой шеф до сих пор руководит управлением, а я теперь работаю в отделе по предотвращению убытков.
ПОППИ: Вас уволили за несогласие с шефом по поводу Лани Бурман?
МАКГАННИГАЛ: Мы не меня обсуждаем. Я просто высказываю свое мнение: присутствие матери ничуть не успокоило Лани. Только кто его знает почему — мать-то была с причудами. Даже до вступления в секту. Короче говоря, сцену убийства Лани Бурман описала в точности, вплоть до места, где должен был стоять стрелок. Она никак не сумела бы этого сделать, если бы находилась все время наверху. Значит, ее первое заявление было ложным.
Так вот, я отправил двоих полицейских в соседний дом, к Кейву. Мелани Кейв стояла на крыльце — наблюдала за расследованием — и не хотела пускать полицейских в дом: мол, Уоррен спит и ни о чем не знает. Известие о том, что они пришли арестовать сына, ее сокрушило.
ПОППИ: Вы считаете, Мелани Кейв умышленно лгала о местонахождении Уоррена?
МАКГАННИГАЛ: Нет, по-моему, она действительно думала, что сын наверху. Зато умышленно не раскрывала местонахождение мужа. Твердила: «уехал», и все, без конкретики. Мы тогда решили — дело тут нечисто, но позже выяснили, что они просто поссорились.
К тому же если бы Мелани знала о том, что Уоррена нет наверху, то вряд ли впустила бы полицейских без ордера. А она в конце концов впустила и проводила их в комнату сына. Как известно, его там не оказалось. Полицейские перешли в режим боевой готовности — Уоррен мог быть вооружен и опасен — и быстро обыскали дом. Мы уже начали прочесывать окрестности, когда к дому на велосипеде подъехал Уоррен, мокрый насквозь. Повел себя вызывающе: отказался сообщить полицейским, где был, обозвал их свиньями и даже хуже. Парня арестовали по подозрению в убийстве Чака Бурмана и обвинили в сопротивлении при аресте.
Уоррен с готовностью признает, что в ту ночь вел себя плохо, и понимает, что перепалка с полицией ему лишь навредила. Я спросила у него, о чем он тогда думал.
ПОППИ: Многие сочли ваше поведение в ночь смерти Чака Бурмана подозрительным. Можете рассказать, чем оно было вызвано?
УОРРЕН: Я понимаю, почему люди так считают. И ни капли не горжусь своим поведением. Но не забывайте, я ведь был семнадцатилетним анархистом и ненавидел полицию из принципа. А еще я в ту ночь туссином закидывался, на кладбище.
ПОППИ: Закидывался туссином?
УОРРЕН: Да. Это когда пьешь бутылками сироп от кашля, чтобы кайфануть. Не слышали?
ПОППИ: И действительно кайфуешь?
УОРРЕН: Угу. Только это тупо. Не делайте так.
ПОППИ: Не буду. То есть в ночь убийства Чака Бурмана у вас не было алиби, потому что вы пили сироп от кашля — в одиночестве, на кладбище?
УОРРЕН: Да.
ПОППИ: Почему на кладбище?
УОРРЕН: Понятия не имею. Теперь-то я осознаю, что это ужасно непочтительно, а тогда мне нравилось. Передозировка сиропа от кашля вызывает галлюцинации. А галлюцинации на кладбище — самые кайфовые. По крайней мере, так я тогда думал.
Я столько раз жалел, что не занимался в ту ночь чем-нибудь другим, — вы не представляете! Нужно было вообще дома сидеть. Или, если уж приспичило дурью маяться, то делать это у кого-нибудь на глазах… Но о таком ведь не думаешь — ну, что алиби понадобится, — пока тебя не арестуют.
ПОППИ: Однако вам самому в ту ночь кое-кто на глаза попался, верно?
УОРРЕН: Ну да. Не на кладбище. Там я был один. Домой ехал через парк Линкольна, и возле поляны со столиками для пикника в меня швырнули пивную банку. Я не понял, галлюцинация это или нет, поэтому остановился. До меня постепенно дошло, что за столиком сидят какие-то ребята — и однозначно швыряются в меня пивными банками. Когда оттуда прилетела стеклянная бутылка, я психанул и кинулся на них. Дальше помню плохо. Меня притащили к озеру — оно рядом со столиками, вы же в курсе — и сунули под воду. Держали долго, я уже начал прощаться с жизнью. Потом, наверное, отключился на минуту-другую. Пришел в себя на берегу: я лежал на боку возле воды, а рядом никого не было.
ПОППИ: Вы не знаете этих ребят?
УОРРЕН: Нет. Я сделал все возможное, чтобы их найти. Они вроде были моего возраста, и адвокат собрала выпускные альбомы со всего Элм-Парка и из соседних городов. Только тогда стояла темень, а я был под кайфом, так что никого толком не помнил. Я будто бы узнал на снимках пару человек, но это ничего не дало.
