Я вытерла рот в туалете «Трех сестер» и уставилась в зеркало. Оттуда на меня смотрела женщина с мамиными темными волосами, с ее светло-голубыми глазами. Физическое сходство с мамой было поразительным. Что еще мы от нее унаследовали? Я подумала о Лани, как она швыряет кувшин, дикий, затуманенный взгляд… Неужели внутри нас таится нечто зловещее?
* * *
Ночью меня выдернуло из сна жужжание телефона. На электронных часах светились цифры 2:32. Калеб недовольно что-то промычал во сне. В ресторане я умылась, прополоскала рот и заверила родных, что со мной все в порядке, — хотя воспоминание теперь настойчиво пульсировало в голове. Вернувшись домой, мы сразу легли.
— Алло? — шепнула я в телефон.
— Джози? — Голос Лани звучал глухо и словно издалека. — Ты спишь?
Я уже позабыла, какой беззащитной бывала моя сестра в предрассветные часы. В два часа ночи происходило волшебство: через пропасть между нашими кроватями Лани начинала шептать, как она тоскует по папе и маме, по нашей близости, по прежней жизни. Поначалу эти признания дарили мне надежду; я думала, что ко мне возвращается та Лани, которую я когда-то знала и любила. Однако потом, как всегда, наступало утро, и она вновь вооружалась черной одеждой, черной подводкой для глаз и дурным характером.
— Лани? Что такое?
— «Сначала перлы». Тебе это о чем-нибудь говорит?
Бессмысленная фраза, произнесенная чуть заплетающимся языком, воскресила в памяти прошлые телефонные звонки Лани — нетрезвой Лани.
— Ты пила?
— Мне не спится. В голове засела эта фраза, а я не могу вспомнить, откуда она взялась. «Сначала перлы». Фраза как-то связана с мамой, но когда и где она такое говорила?
— Если говорила вообще.
— Точно. Если говорила вообще. — Лани удрученно вздохнула. — Мне все кажется, что разгадка рядом. Но только я хочу ее ухватить, как она тает. Просто ужас, мои воспоминания о маме стали такими дырявыми…
Я спросила, чувствуя как бешено колотится сердце:
— А остальные воспоминания? Они тоже дырявые?
— В смысле?
Кажется, она искренне озадачилась.
— Во всем ли ты уверена? Все ли помнишь точно?
Сестра хранила молчание.
— Лани?
— Помнишь контрольную по английскому, которую нам устроила мама? — отозвалась она. — Там нужно было составить схему предложений. И ты списала.
— Хм… Нет, Лани. Я никогда не списывала.
— По-другому никак. В английском я лучше тебя, но ты получила максимальную оценку. Можешь объяснить?
— Ну ладно, ладно. Я списала контрольную по английскому, которую мама дала нам пятнадцать лет назад. Это был единственный раз, и я страшно переживала. И что?
— А то, что тогда я приняла твои слова на веру. Я догадывалась о списывании, однако ты утверждала обратное, и я не опровергала. Когда мама тебя обвинила, я встала на твою защиту.
— При чем тут…
— О любимых людях нужно заботиться, — прошипела Лани. — Иначе их можно потерять.
— Что ты имеешь?.. — начала я, но она уже отключилась.
Я сразу перезвонила — и услышала автоответчик. В груди нарастал ужас. Я уже решила набрать номер Адама, но затем напомнила себе, что провокации и недоговорки всегда были для Лани смыслом существования. Просто я разучилась правильно на них реагировать.
Ветка обсуждения на www.reddit.com/r/reconsideredpodcast, опубликовано 29 сентября 2015
Серия 5 — доверие к Лани (self.reconsideredpodcast)
опубликовал(а) 4 часа назад jennyfromtheblock
Заканчиваю слушать пятую серию и ловлю себя на сомнениях. Поппи упирает на школьные годы Лани, чтобы оценить, заслуживает ли та доверия. В подкасте все говорят, что после гибели отца у Лани начались проблемы с поведением. А как бы вы себя чувствовали на ее месте? Разве не так же?
elmparkuser1 10 очков 3 часа назад
Но Джози-то вела себя не так. Она была членом футбольной команды и ученического совета, дружила с нормальными ребятами.
jennyfromtheblock 3 очка 3 часа назад
Все люди реагируют на травму по-разному. Я считаю, что реакция Лани была совершенно объяснима.
Глава 19
Мы с Калебом купили билеты на рейс в половину девятого вечера из аэропорта О’Хара и запланировали выехать из Элм-Парка около четырех. Так мы все успевали: доехать до Чикаго, вернуть арендованный автомобиль и пройти проверку службы безопасности. К трем тридцати сумки были собраны, Эллен нагрузила меня модными журналами (услужливо отметив странички с прическами, которые она для меня подобрала), а я пообещала тете вернуться вместе с Калебом на Рождество. Вот только с Лани я не смогла связаться. Я звонила ей весь день, она не отвечала, и моя тревога росла. Ночной звонок сестры казался предзнаменованием. «Произошло что-то плохое».
Когда я упомянула Лани в десятый раз за десять минут, Калеб вручил мне ключи от автомобиля со словами:
— Съезди к ней.
— Спасибо. — Я поцеловала его в щеку. — Хорошая мысль. Так даже лучше, попрощаюсь лично.
Я открыла входную дверь, думая лишь о сестре, и едва не сбила с ног ее дочь, которая тянулась к звонку.
— Энн! — удивилась я. — Ты что здесь делаешь?
— Меня прислала мама, — с лучезарной улыбкой ответила девочка.
В животе заурчало от беспокойства, я оглядела улицу в поисках Лани.
— А где она сама?
Энн, унаследовавшая материнский талант уходить от вопросов, вручила мне запечатанный конверт.
— Мама просила тебе передать.
На конверте, заклеенном полоской неровно оторванного скотча, стояло мое имя, нацарапанное толстым карандашным грифелем. Пока я вскрывала конверт, в ушах тревожно звенело, руки дрожали. Внутри лежал тетрадный лист, испещренный следами от кофейных чашек. Слова, написанные зелеными чернилами, и до боли знакомый почерк.
«Джозинка-Мимозинка», — начиналось послание. Так Лани звала меня в детстве.
Зря я позвонила среди ночи. Прости. Забыла о том, что другие спят. Я-то больше не сплю. Нет покоя нечестивым, и все такое прочее.
[10]
Однако польза бессонницы состоит в том, что она дарит уйму времени на раздумья. В три часа ночи мир тих до жути, поэтому начинаешь слышать себя. Вот что я поняла: я все разрушаю. Помнишь царя Мидаса, легендарного правителя, который своим касанием обращал все в золото? Я — как он, только наоборот. Все, чего я касаюсь, превращается в мусор и гниет.
