Из-за облака вышла луна, осветив участок между домом и амбаром. И в этом свете блеснул черный бок внедорожника моей сестры. Машина была брошена перед амбаром, распахнутая дверь последнего зияла, точно пасть спящего чудовища.
Замок на задней двери заело, и в спешке я его чуть не сломала. Я бежала к амбару, и о моем прибытии возвещал громкий барабанный стук сердца.
Безбрежная, непроглядная тьма внутри остановила меня на пороге. Заморгав, я включила фонарик на мобильном телефоне, и слабый луч света выхватил туманные столбы пыли да смутные очертания старой сельскохозяйственной техники.
— Лани? — позвала я. — Ты здесь?
Ответа не было, однако меня не покидала уверенность — сестра внутри, в амбаре.
Наконец ухо уловило звук. Тихий шорох, совсем слабый, я едва его не пропустила.
Я вошла внутрь и крикнула вновь:
— Лани! Я знаю, ты здесь!
До чего оглушительная тишина… Неужели шорох померещился?
— Я не уйду, пока тебя не увижу!
Вверху скрипнуло, я запрокинула голову, прищурилась в темноту. Глаза медленно привыкали к отсутствию света, постепенно начинали видеть. Какое-то движение под потолком, на галерее. Сеновал. Я направила телефон туда, но слабый луч не дотянулся. В кромешной тьме кто-то едва слышно мычал — я с изумлением узнала детскую песенку «Братец Джон».
— Лани! — взмолилась я. — Спускайся. Я знаю, ты здесь.
Темноту прорезал луч света сверху. Сестра шагнула к краю сеновала, зажав фонарь подбородком. Свет отбрасывал длинные тени на ее бледное лицо, превращал в страшную пародию на Лани.
— Да, здесь.
— Что ты там делаешь? — крикнула я, боясь услышать ответ.
— Помнишь, однажды мы с тобой играли, и на нас спикировала летучая мышь?
Я кивнула. Нам было по восемь лет — переходный возраст, когда еще хочется играть понарошку, но уже просыпается тяга к приключениям. Мы набили рюкзаки куклами и розовыми пластмассовыми чашечками и взобрались по крутой лестнице на сеновал, решив устроить чаепитие на тюках с сеном. Я не дружила с высотой и потому всегда боялась сеновала — даже до того, как на нас спикировала летучая мышь. Она задела мои волосы; кожистые крылья рассекли воздух, и по спине у меня побежали мурашки. Я в ужасе завизжала, съежилась, прикрыв голову руками. А сестра осталась спокойной. Лани права — в нашей паре она была смельчаком.
— Да, — вновь кивнула я. — Папа сказал, что мышь хотела выпить чаю.
— Помнишь, дедушка прибежал с метлой нас спасать, залез сюда и начал размахивать этой штукой? А бабушка стояла внизу и кричала ему — осторожно, не то упадешь и сломаешь шею?
— Помню.
— Тебе не кажется смешным, что люди настолько озабочены своей смертностью? Дедушка не упал и не сломал шею. Он не умер в тот день, зато умер через пять лет. Разве эти пять лет что-то изменили, по большому счету? Еще несколько сборов урожая, еще несколько рождественских праздников. Потом — бац! И какой-то пьяный подросток стирает тебя с лица земли.
— Пять лет — долгий срок, Лани. А жизнь бесценна.
— Разве? Даже если ты не делаешь в жизни ничего хорошего? Не меняешь мир к лучшему, не приносишь никакой мало-мальской пользы, а только разрушаешь чужое счастье?
— Лани, спускайся. Мне будет гораздо удобнее рассуждать на экзистенциальные темы, когда ты окажешься на твердой земле.
Она отбросила фонарик, лицо вновь погрузилось во тьму.
— Прости, сестренка. Я не спущусь. Во всяком случае, по лестнице.
— Тогда я поднимусь, — предложила я с гулко бьющимся сердцем. — Ладно?
— Дело твое.
Лестница оказалась еще ненадежнее, чем я помнила; меня накрыло волной страха. Я утешалась тем, что тут дерево осталось твердым — в отличие от прогнившего крыльца. Поднимаясь, я не уставала благодарить темноту — она мешала увидеть землю. Наконец я добралась до сеновала, под ногами зашелестели остатки старого сена. Я не могла заставить себя подойти к краю, где стояла Лани. В детстве она обожала торчать на краю помоста и наблюдать за кипучей амбарной жизнью внизу — словно королева, обозревающая свои владения. Я никогда не составляла ей компанию, очень боялась. Меня злила подобная несправедливость. Мы ведь близнецы. Почему же способность нормально переносить высоту не дана мне? Со временем я поняла, что это касалось не только высоты; моя сестра вообще не испытывала страха.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
— Что ты здесь делаешь? — эхом прозвучало в ответ.
— Ищу тебя.
— Зря. — Лани занесла одну ногу над пропастью. Мое сердце подпрыгнуло. — Разве Энн не отдала тебе письмо?
— Отдала. Ты не могла бы поставить ногу обратно? Пожалуйста.
Лани посмотрела мне в глаза и чуть подалась к обрыву — дерзко, отважно. Она якобы не хотела, чтобы я ее искала, но так ли это на самом деле? Не ждала ли сестра меня? Знала ведь — я брошусь на поиски. Надеялась, что я ее спасу? Раньше я именно так и поступала.
— Лани, — взмолилась я. — Не надо.
Она вздохнула и вернула ногу на помост.
— Не знаю, как быть, Джози. Я всем все испоганила…
В недалеком прошлом я бы с ней согласилась. Лани представляла собой эквивалент бульдозера: сметала все на своем пути. Она нанесла миллион обид нашей многострадальной тете; толкнула хрупкую, истерзанную маму в лапы сектантов; разрушила мои отношения с Адамом, попутно лишив меня всякой опоры. Добрую треть жизни я во всех бедах винила сестру — но теперь начинала понимать, какой несправедливой была. Адам сыграл далеко не пассивную роль в том «соблазнении»; мама бросила нас задолго до того, как на ее лицо опустилась подушка Лани; а мое путешествие по миру в конечном итоге пошло мне на пользу. И действительно испортила Лани только собственную жизнь.
Поэтому я протянула к ней руку и проговорила:
— Это неправда. Давай-ка. Пойдем домой.
— Я не могу пойти домой. — Лани направила луч фонарика за край сеновала, туда, где внизу под покровом темноты лежала твердая земля. — Прости.
— Подумай о дочери, Лани. Ей нужна мать.
Лицо сестры дернулось.
— Без меня Энн будет лучше.
— Ты катастрофически ошибаешься, — заверила я и, собрав все свое мужество, безрассудно шагнула к сестре с вытянутой рукой.
Лани повернулась ко мне настолько резко, что ее шатнуло. Я в ужасе застыла.
— Не ошибаюсь. Девочке нужна мать, на которую можно равняться. Нужен образец для подражания. Я не такая. Не могу быть такой. Я старалась — боже мой, как я старалась! — но ничего не вышло. Я — ходячее несчастье и приношу лишь боль и страдания.
— Нет, Лани. У тебя есть близкие, они тебя любят и переживают, они помогут. У тебя есть я.
