Градец-Кралеве – чудесный город. Два года назад было 50 тыс., сейчас – 70 тыс. Спектакль уже начался. Приняли очень радушно. В антракте поили кофе и беседовали о театре. 40 человек труппа, 4 режиссера, 2 художника, 14 премьер, 470 представлений. Из 4 режиссеров один приглашенный (чаще из ГДР).
После спектакля водили по городу, потом возили на машинах в районы нового строительства (очень сильное впечатление). Показали советский танк, первым вошедший в город. Кстати, пушкой он повернут к г. Пардубице, старому и вечному противнику Градеца.
(Это юмор.) <…>
Примчались в гостиницу, переоделись, шофер помыл руки и поехали в театр на «Убийство Марата». Это уже фестивальный спектакль из Брно. Народу масса. Актеры лучше, чем в Эссене, но поставлено там, по-моему, лучше. Мысль яснее.
После спектакля Олег с Котовой поехали пить с Сухаржипай (он учился у нас в СССР). А мы с Эфросом домой. Кстати, они с Ефремовым всю дорогу спорили. Позиция Е. мне ближе. Э.: «Придумать спектакль». «Говорить о Станиславском – общественно смешно». «Да! Театр актера. Но какого?!» и т. д.
А Ефремов все с чехами под гениального простака.
23.10.65
Проходит мода на Брехта. В Брно, например, был успех. Театр стал ставить часто. И публика отошла от театра. Брехт конченый период.
Все это из разговоров в Театральном институте. Институт – это не то, что мы думаем: это кабинеты ВТО, плюс Музей Бахрушина, плюс Институт театра и музыки. <…>
Сами долго гуляли по Праге. Сидели на Староместной, ходили по Карлову мосту, заходили к Старой синагоге и к еврейскому кладбищу. Наконец, явились в национальный театр на «Ромео». Спектакль дневной. Масса молодежи. День чудесный, тепло, солнце. Золотистый туман над Влтавой. На улицах много субботнего, веселого народа, полны кафе, ресторанчики, но ора нигде нет. Мне кажется, что шум и ржа только от Ефр. и Эфр.
«Ромео и Джульетта»
Это во всех отношениях, до зависти, замечательно! И Шекспир, и современно, и дивно по внешнему решению. Огромное воздействие (худ. Свобода). Сцены бала, свидания, смерти Меркуцио, финала – это блеск!
В зале в основном молодежь. Принимают прекрасно. <…>
25.10.65
Туман, туман! Всегда, даже при солнце, дымка. При солнце это красиво. Как в театре: есть первый план, а остальное – за тюлем. Архитектура читается силуэтно, уходят подробности, мелочи, грязь…
И еще: люди на окраине и люди простые лучше интеллигентов и жителей центра. Шофер Лелек, продавщица в нашей забегаловке, гардеробщица в «Дружбе», кондукторы и т. д. А сегодня какой-то работяга объяснял Ефремову, как выводить пятна, когда тот забрызгался шпикачкой.
Гении мои отбыли на репетицию к Крейче (их устроил Павел). Звонил мне. Дескать, не обидится, если и я пойду, но я оставил нашу договоренность в силе. Кстати, издательство театров и кино приглашает Е. и Э. на встречу. Конечно, они больше интересуют чехов, чем я. Но мое самолюбие спит. То ли я понимаю, что это, по существу, правильно; то ли стар стал, то ли мудр. «Вбираю» город, людей и доволен.
Сейчас сижу в неубранном еще номере и жду звонка Когоута.
<…>
22.25
Только что вернулся из театра, где смотрели «Игру любви и смерти» Роллана в постановке Радека, точнее, и в его литературной переделке. Этакий сугубо режиссерский спектакль, с музыкой, хорами, почти оперой, с французским народом (где каждый очень натуралистичен), выполняющим функции хора. Любопытно, но ничто, кроме, пожалуй, последней мизансцены – условная гильотина, – меня не взволновало. Эфрос в восторге. Ефремов говорит: «Интересно». Нет, я для другого театра создан. Неужели он кончается? Сегодня Эфрос рассуждал с Ефремовым о «Чайке». Герой – Треплев – новатор (Пастернак?), непонятый и погубленный рутинерами (реалистами типа Аркадиной). Спектакль об одиночестве. Одна надежда – Нина. Она уходит, он гибнет. Но это выдуманный спектакль. Не об этом писал Чехов. А вот в Финляндии, например, хотят, вероятно, узнать Чехова…
Сижу один. Тепло, тихо. <…> Котова сказала, что звонил Когоут, завтра в 12 заедет за нами и поедем в Баррандов. Любопытно, что за фильм снял «Пашка»?
Что-то медленно идут дни. «В Москву, в Москву». <…>
26.10.65
С утра – интересный творческий раскол. Эфрос заболел вчерашним спектаклем, уже забыл «Ромео». Считает, что это эталон! Мы с Ефремовым считаем по-другому. Да, если идти путем такого придумывания спектакля, то ведь емкость придумок очень ограничена, все скоро иссякнет. Безгранична только жизнь, а то ведь придумаешь 10, а с 11-го уже начнешь повторяться, что, в общем, и происходит со многими. Да и мучительные раздумья режиссера над тем, что еще выдумать, уводят его все больше и больше от главного – от актера.
27.10.65
<…> А все-таки хорошие и плохие у нас есть плюсы и пороки системы. Убедился в этом потому, что и у Чехов, и у Болгар – одни и те же болячки с нами. <…>
Ефремов в разговоре с Шиловским: «Надо к вам во МХАТ Товстоногова! Старики кончились, остальное поколение ничего не умеет. Ну что Богомолов?! Максимум, может быть у меня ассистентом!» <…>
28.10.65
Сегодня дискуссия о спектаклях т-ра Армии. <…>…Любопытно, я как-то на все и на себя гляжу со стороны или над происходящим.
На душе у меня какая-то пустота и тихость. Может быть, потому, что в этой поездке, хотя мы живем втроем, я чувствую себя более одиноким, чем тогда, когда приходится действительно быть одному, – я очень много думаю. О театре в основном. Каким он должен быть? Что же такое режиссерское решение? Образ спектакля? Что самое заразительное для зрителя и т. д.
Идет дискуссия. <…>
А вот любопытно: художник, сделавший сугубо абстрактное «метафизическое» оформление, спокойно и деловито объясняет, что это значит и что он этим хотел сказать. Вот тут я начинаю думать, что он делал все это «от головы», что это не его, не потому, что он не может иначе. <…>
Дискуссия не ладится. Сделали перерыв, попили кофе. Все равно не ладится.
Выступает Стеглик. Тема одна: никуда не денемся от критического реализма, а часто (по средствам) реалистическое решение приводило к «смехотворному реализму» (провинциальному).
Стилизация, стилизация!!
Радуются появлению О’Нила и других западных авторов, которые заставили искать новые формы.
Надо приветствовать полемическое отношение к жизни у театра. Надо радоваться, когда стиль театра не определяется стилем и манерой одного художника-руководителя. Эту же мысль высказывает и П. Карваш. Он за театр, который не ждет завтрашнего дня, когда сверху будет все разъяснено и объяснено. Он за театр, сразу откликающийся, он за театр «общественно-агрессивный». Политическая активность! Политическая оперативность! <…>
