– Этот корабль быстрее ветра, верно говорю!
На радостях миссис Тревельян расцеловала доктора
– Ну и ну!
Всю субботу, всё воскресенье и половинку понедельника в придачу местные жители только и делали, что зазывали доктора на чаепития, обеды, ужины и пирушки; все местные дамы посылали ему букеты цветов и коробки сладостей; а местный оркестр каждый вечер играл у него под окнами развесёлую музыку.
Наконец доктор объявил:
– Дорогие мои, мне пора домой. Я вечно буду помнить вашу доброту и сердечный приём. Но мне и впрямь пора домой – у меня там полным-полно дел.
Доктор уже собирался в путь, но тут увидел, что по улице шествует сам мэр города, а с ним и другие важные горожане в пышных нарядах. Мэр со свитой подошли к дому миссис Тревельян, и вокруг тотчас собралась толпа любопытных. Толпа взволнованно галдела.
Шесть пажей протрубили в сверкающие трубы, и толпа умолкла. Доктор вышел на крыльцо, и мэр обратился к нему с речью.
– Достопочтенный доктор Джон Дулиттл, для меня великая честь и радость вручить тому, кто избавил моря от грозного пирата Бурегром-бея, маленький памятный сувенир от благодарных жителей нашего скромного городка.
Мэр извлёк из кармана бумажный свёрток, развернул его и вручил доктору великолепные часы с крышкой, выложенной настоящими бриллиантами.
Потом мэр извлёк из кармана свёрток побольше и спросил:
– А где же умница пёс?
Все ринулись искать Тява. Наконец утка Кряки нашла его на другом конце городка: Тяв сидел посреди конюшни, а вокруг него собрались все местные собаки, от мала до велика, и взирали на героя в благоговейном молчании.
Тява привели к мэру, тот развернул большой свёрток, и что же? Внутри оказался ошейник из чистого золота! Мэр наклонился и собственноручно надел ошейник на Тява, и по толпе прокатился изумлённый гул.
На ошейнике большими буквами было начертано: «Тяву – самой умной собаке в мире».
Когда награды были вручены, весь город отправился на берег, чтобы проводить героев в дальний путь. Рыжеволосый моряк, и его сестра, и её сын в сотый раз поблагодарили доктора и Тява, и корабль под красными парусами полным ходом пустился в открытое море, спеша в Топкинс-на-болоте, а тем временем местный оркестр всё играл и играл, пока корабль не скрылся вдали.
Глава двадцать первая и последняя
Наконец-то дома
Уже утихли ветры холодного марта, миновали проливные дожди апреля, майские почки распустились цветами и июньское солнышко во всю силу засияло над полями и лугами, когда Джон Дулиттл наконец возвратился домой.
Однако в родной Топкинс доктор направился не сразу. Сначала он поколесил по окрестностям, возя за собой лягни-бодая в особом фургоне. Доктор Дулиттл останавливался на каждой ярмарке и показывал диковинного африканского зверя любопытствующей публике. Фургон занимал место где-нибудь между акробатами и кукольным театром с Панчем и Джуди, и доктор с помощниками вешали вывеску, которая гласила: «Спешите видеть живое чудо – двухголового лягни-бодая из самого сердца африканских джунглей. Вход – шесть пенсов».
Лягни-бодай смирно стоял в фургоне, а остальные звери забирались под фургон, чтобы не мешать. Доктор Дулиттл садился перед входом, взимал плату и улыбался каждому входящему; немало хлопот причинил он бережливой утке Кряки: она всё пеняла хозяину, зачем тот норовит впустить детей бесплатно, стоит ей отвернуться.
На каждой ярмарке к фургону стекались окрестные циркачи и владельцы странствующих зверинцев – и все они умоляли доктора продать им диковинного зверя и сулили за лягни-бодая огромные деньги.
Но доктор упрямо качал головой и неизменно отвечал:
– Нет, нет и нет. Я никогда не позволю держать лягни-бодая в клетке. Он всегда будет на свободе, как вы и я.
Много удивительного повидали доктор и его друзья в странствиях, но любые края и происшествия казались им самыми заурядными после грандиозных приключений, которые они испытали в заморских краях. Поначалу кочевая жизнь бок о бок с циркачами и зверинцами казалась доктору и его питомцам занятной, но прошла неделя, другая – и всё это им прискучило, они ужасно устали и больше всего на свете жаждали поскорее возвратиться домой.
Однако к фургону доктора стекались такие толпы любопытных и шестипенсовики сыпались в кассу таким градом, что в скором времени доктор разбогател и смог положить странствиям конец.
Доктор Дулиттл садился перед входом
Надпись на фургоне: Спешите видеть живое чудо – двухголового Лягни-Бодая
Надпись на карусели: Карусель Смита
И вот в один прекрасный летний день, когда розы уже расцвели пышным цветом, доктор вернулся в Топкинс-на-болоте богачом, чтобы снова поселиться в маленьком доме, окружённом просторным садом.
Старая хромая лошадь, поджидавшая его в конюшне, обрадовалась возвращению хозяина; звонко приветствовали его и ласточки, которые свили гнёзда под крышей дома и уже успели вывести птенцов. А Кряки с превеликим удовольствием вернулась в дом, где знала каждый уголок – правда, теперь в каждом уголку скопилось немыслимое количество пыли и паутины, и предстояла большая уборка.
Тяв первым делом сбегал и похвалился новеньким золотым ошейником перед соседским колли, а потом вернулся и как угорелый принялся носиться по саду, отыскивая косточки, которые зарыл в землю перед отъездом. Заодно он выгнал из сарая крыс. А тем временем свинка Хрюки отыскала прохладное местечко у садовой стены и зарылась в густые заросли хрена, которые поднялись выше человеческого роста.
Тем временем доктор Дулиттл навестил моряка, который одолжил ему корабль; взамен пропавшего корабля доктор купил моряку два новых, да ещё резинового пупса для его малютки; потом расплатился с лавочником, снабдившим его припасами для путешествия. Наконец, доктор Дулиттл купил новое пианино взамен проданного и с удобством поселил там белых мышей – они жаловались, что в ящичке секретера очень уж дует.
И хотя доктор доверху наполнил старую копилку на полке шкафа, денег ещё осталось предостаточно, так что ему пришлось купить три новые копилки, такие же большие, как и старая.
– Ох уж эти деньги! С ними столько мороки, – сказал доктор. – Впрочем, когда о них не нужно беспокоиться, это очень даже удобно.
– Да, – подтвердила утка Кряки, которая как раз жарила пончики к чаю, – вот уж точно!
Тяв Как угорелый принялся носиться по саду
