Майер поднялся:
– Пройдемте на смотровую вышку, стрельбище справа.
Глава вторая
Стреляли диверсанты не хуже, чем преодолевали полосу препятствий. Все мишени сбивались короткими, в два-три патрона, очередями из автоматов ППШ, ППС и АК.
Начальник тира, пожилой немец, выставил мишени для стрельбы из пистолета. Бойцы группы встали в ряд в двадцати пяти метрах от мишеней. По команде Краузе передернули затворы и подняли ТТ. Загремели выстрелы. Каждый должен был выпустить всю обойму, причем два патрона стоя, два из положения полуоборота, два с колена и два лежа.
Тир был оборудован вытяжной вентиляцией. Дым и гарь вытянуло быстро. Краузе отвел стрелков к стене, полковник с помощницей и Майером осмотрели мишени. Все отстреляли на «отлично», черные середки мишеней были порваны пулями, и только на двух мишенях пули легли в «девятку».
Колман покачал головой:
– Да, чувствуется подготовка. Сомневаюсь, что солдаты Бундесвера отстрелялись бы так же.
Майер не остался в долгу:
– А солдаты США?
Полковник усмехнулся:
– А вы злопамятны, майор. И американские военнослужащие, включая спецназ, не показали бы лучшего результата. О'кей, теперь у нас что?
– Метание ножей. Каждый бросает четыре ножа в ростовую фигуру из фанеры с расстояния в пять метров. «Отлично» – попадание в область сердца, горла, солнечного сплетения, середину головы. Но я, с вашего позволения, хотел бы сделать перерыв. Всего десять минут.
Колман ответил:
– Нет, майор. В реальном бою передышку группе не дадут. Отдохнут после проверки.
Краузе отдал команду:
– Группа, метание ножей, получить холодное оружие.
В это время пожилой немец поставил к стене шесть фанерных щитов, изображавших человека с черными кругами зон поражения.
Ножи уже лежали на металлическом столике.
– Подход к рубежу!
Группа встала в шеренгу, как при стрельбе, держа три ножа в одной руке, четвертый – в другой.
– Приготовиться, – поднял руку Краузе и взглянул на полковника.
Американец кивнул – Краузе резко опустил руку.
Бойцы почти одновременно метнули ножи. Первый бросок, второй… четвертый. Доклады о выполнении упражнения.
Краузе дал команду отойти к стене.
К мишеням подошли американцы и Майер. Колман удовлетворенно хмыкнул:
– Что ж, и здесь сработано на «отлично». Поздравляю, майор, вы хорошо подготовили группу.
– Благодарю вас, сэр, но это, в первую очередь, заслуга офицеров группы.
Колман подошел к Ланг.
– Скажите… Дуки?
Женщина ответила:
– Да, господин полковник, Дуки Ланг.
– Скажите мне, Дуки, что привело вас в диверсионный лагерь, ведь это не женское дело?
Ланг вздохнула:
– Вы правы, это не женское дело. Женщина должна следить за хозяйством, содержать жилье в порядке, готовить обед для мужа, кормить детей и делать кучу работы по дому. Так у нас в семье и было. Муж после войны служил в Министерстве иностранных дел, обеспечивал семью, жили в достатке. Детей, к сожалению, у нас не было, но я посещала врача и непременно родила бы… – женщина запнулась, – если бы не диктатор Матьяш Ракоши со своими коммунистами.
– А при чем здесь Ракоши?
– Если позволите, я отвечу по порядку.
– Да, конечно.
– Главой МИД в то время был Ласло Райк, муж во всем поддерживал его, кстати, они вместе воевали в Испании в Венгерской бригаде. 30 мая 1949 года Райка и еще пятнадцать человек арестовали. Среди арестованных оказался и мой муж. Всех обвинили в государственной измене и шпионаже в пользу СССР, 22 сентября Райка и мужа приговорили к смертной казни. Куда я только ни обращалась, меня отовсюду гнали, как собаку. Лишили квартиры, работы. У меня не было средств к существованию, но я жила надеждой, что приговор отменят либо смягчат, ведь ни Райк, ни муж, ни его товарищи не делали того, в чем их обвинили. Меня подкармливали родственники, знакомые, пока я обивала пороги различных ведомств. А 15 октября Ласло Райка, моего мужа и других повесили. О казни писали газеты. Когда мне сообщили эту страшную весть, я сама хотела покончить с собой. Удержала монахиня. Я не помню, как оказалась возле монастыря. А потом мне стало известно, что тела казненных увезли в лес Геделле и закопали на опушке в канаве без каких-либо знаков. Я бросилась в этот лес. Там на месте захоронения мужа я поклялась отомстить этой власти за его гибель. Меня задержал военный патруль, который поначалу охранял место захоронения. Но потом отпустил, посчитав за безумную. Я и была в то время как безумная. Вернулась в Будапешт. Ночевать было негде, я бродила по городу и случайно встретила жену нашего командира. Ныне, к сожалению, покойную Марту Петер. Лукас уже тогда работал на оппозицию. Он взял меня с собой в Германию. Так я оказалась в этом лагере. Когда было объявлено о перезахоронении останков казненных пятнадцатого октября, я попросила майора Майера отпустить меня в Венгрию. Он отказал. Может быть, и к лучшему.
Полковник спросил:
– Вы знали жену Лукаса Петера?
– Мы вместе работали. В моем досье об этом изложено подробно.
– Значит, майор Майер не отпустил вас на перезахоронение останков мужа?
– Нет, господин полковник.
– Я соболезную вам, Дуки, и восхищаюсь вашим мужеством и спокойствием. У вас будет возможность отомстить за своего супруга.
У Ланг загорелись глаза:
– Быстрее бы! Я готова стрелять, резать, вешать этих тварей, лишивших меня самого главного смысла жизни.
– Еще раз соболезную.
Полковник вернулся к наблюдателям.
Майор Майер спросил:
– Фрау Ланг жаловалась, господин полковник?
– Нет, она просто рассказала мне свою историю.
– Мне передать вам ее досье?
– Не надо. Уверен, она выполнит то, что требуется.
– Вне всякого сомнения, господин полковник, как и остальные члены группы. У них у всех есть причины ненавидеть советский режим.
– Это хорошо, Дитер, это очень хорошо. Но… экзамен не завершен, я хочу посмотреть, каковы бойцы группы «Фаркас» в рукопашном бою, а также убедиться, что они имеют навыки борьбы с бронетехникой врага в условиях города.
– Мы будем жечь Т-34 и бронетранспортер?
– Ну зачем же? Вместо «коктейля Молотова» подойдут бутылки с обычной водой, имитационные гранаты. У вас есть учебные гранаты?
– И советские, и немецкие, и американские…
Полковник прервал майора:
