Она вспоминала глаза Джабиры снова и снова. А потом поняла, что начинает искать повод заглянуть в химотдел. Каждый раз Моник тушевалась, отвечала на вопросы невпопад. Лишь когда Гилл отворачивалась, решалась посмотреть на неё. Но Ната чувствовала эти взгляды затылком! Такое не могло продолжаться долго, нужно было сделать что-нибудь решительное. Но, чёрт возьми, что?! Она поняла, что в свои тридцать с большим хвостиком представления не имеет о том, как знакомиться, что ни разу не ходила на свидание. Что никогда не влюблялась! Уверена была, что ей эта «болячка» не грозит. Ошиблась…
В конце концов Ната плюнула на условности – она же взрослый человек, а не девочка-школьница! – и во время очередной «инспекции» попросила Джабиру задержаться после работы. Дождалась, когда лаборатория опустеет, набрала номер химотдела.
– Моник?
– Да, я здесь! – Девушка мгновенно вскочила, подошла к экрану. – Что надо сделать?
Эх, если бы Ната сама это знала!
– Зайди ко мне, пожалуйста. Обсудим… вместе.
Сидеть она не могла, вскочила, подошла к двери. Сейчас войдёт Моник и… И что?! Сказать: «Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты была со мной»? Она в жизни такого никому не говорила, и не сможет сказать. Умрёт со стыда!
Трель звонка заставила вздрогнуть.
– Заходи!
Ната чувствовала, что лицо полыхает огнём. Покраснела вдобавок ко всему, стыд какой! Никогда не перед кем не краснела… А Моник уже в кабинете… Скорее выскочить вон, убежать!
Она рванулась вперёд… и замерла, наткнувшись на слова девушки.
– Госпожа Гилл… Ната, я… я должна сказать… Я тебя… вас… Я тебя люблю!
Дальше было легко. Дальше был сладкий, волшебный сон.
Мюррей неодобрительно кривил губы, следя за тем, как стремительно развивается неординарный роман, но помалкивал. Но Ивон не стерпела, заглянула в гости к давней подруге и попыталась образумить:
– Ната, ты понимаешь, что делаешь? Мы не в университете, не на Остине даже. Это пограничный, патриархальный мир. Здесь на подобные вольности глаза закрывать не будут. Неужели ты хочешь настроить против себя, против нас, против лаборатории весь город?
– Городу нечего делать в моей личной жизни! И тебе, кстати, тоже, Ивон.
– Я не стала бы лезть в твою личную жизнь, если бы ты её не выставляла на всеобщее обозрение. Джабира даже переехала в твою квартиру!
– И что? Тебе, значит, можно жить с любимым человеком, а мне нельзя?
– Сравнила. Это не одно и то же…
– Почему? Чем моя любовь хуже, ниже твоей? Тем, что мне нравится девушка, а не мужчины, как тебе?
– Мне нравятся не мужчины, а мужчина – один единственный! – Ивон обиженно поджала губы. – Я уважаю твои чувства. Но, Ната, ты понимаешь, что Джабира – ещё девчонка? Да, она увлеклась тобой, твоей неординарной личностью. К тому же запретный плод всегда сладок. Но когда-нибудь это закончится. Она встретит мужчину, своего мужчину. Что будет тогда? Кого она предпочтёт?
– Ивон, прекрати! Что любой из них способен дать Моник такого, чего не смогу дать я? Чем он будет лучше? Никогда больше не начинай этот разговор, если дорожишь нашей дружбой! Слышишь?
– Я не хочу, чтобы ты страдала.
Бигли сникла, и Ната почувствовала укор совести. Они были подругами пятнадцать лет, и ни разу Ивон не давала повода усомниться в своей преданности.
– Успокойся, всё будет хорошо. – Ната взяла её за руку, погладила, стараясь смягчить резкость сказанных фраз. – Я не позволю какому-то мужчине отобрать у меня Моник.
– Хотела бы я знать, как тебе это удастся…
Самым уголком сознания Ната понимала, что подруга права. Права в отношении любой иной пары, но не их с Моник! С ними такого не могло произойти ни при каких обстоятельствах. Не для того она всю жизнь ждала эту черноволосую девушку с тёплыми карими глазами.
Набрать новую команду нейролингвистов, физиологов, генетиков труда не составило. Сложности возникли с вирт-моделированием. Для проекта требовался информ-аналитик, способный строить в нейросети сверхсложные модели. Гилл уже всерьёз задумывалась о поиске подходящей кандидатуры в метрополии, когда на помощь неожиданно пришёл Габи, её личный программер.
Разумеется, «личным» программером Габриеля Чапеля можно было назвать лишь условно. Официально его статус не отличался от статуса остальных сотрудников лаборатории нейролингвистики Университета Кеннеди. Но за годы совместной работы Ната настолько привыкла к программеру, сутками не покидающему кресло у импульс-приёмника, что начала считать его чем-то вроде дополнительной части тела, мостиком между собственным сознанием и вычислительной машиной. Она даже не могла с уверенностью сказать, какого пола это существо. По документам значилось, что мужского, но выбритый наголо череп с блямбой шунт-порта на затылке, мешковатая одежда, тонкий, полудетский голос стирали различия. Да они ничего и не значили в вирт-мирах, где Габи проводил большую часть своей жизни. Такой себе ни мужчина, ни женщина, а просто человек. Ната иногда завидовала программеру.
На Альбионе, куда Ната не могла не привезти свой «вирт-мозжечок», как любил в шутку называть программера Мюррей, Чапель адаптировался первым. Он едва ли до конца сознавал, что перенёсся на несколько сот парсеков в пространстве. Во «внешнем мире» для него всё осталось прежним – лаборатория, вычислительная машина, кресло с пеналом нейрошунта. И люди, ставящие задачи, остались прежними. Задачи усложнились. Габи был хорошим программером, но мощности интеллекта и воображения для построения моделей такого уровня ему не хватало. Требовался аналитик, способный выделить частности из общей задачи, разбить модель на элементы, поддающиеся кодировке.
И он нашёл себе аналитика.
– Вот! Её зовут Льюта.
Ната вздрогнула от неожиданности, когда услышала прямо над ухом возглас своего «вирт-мозжечка». Она как раз заканчивала составлять график работ, сосредоточилась и не заметила, что уже не одна в кабинете. Если Габи и слышал когда-то о субординации, то давно забыл за ненадобностью этой безделицы в вирт-мире.
– Аналитик, мощный. Я её в сети нюхом почуял.
Чапель бесцеремонно подтолкнул к столу начальницы русоволосую женщину лет тридцати, затянутую в уже ставший привычным на Альбионе серебристый комбинезон. Внешность у женщины была самая заурядная, встретишь в толпе – не узнаешь. Запоминалась лишь роскошная коса, уложенная на голове в виде короны.
– Люда, – поправила Чапеля незнакомка. Добавила официально: – Людмила Сорокина.
Голос её звучал чуть напевно, будто имелся в нём некий странный дефект.
– Очень приятно, – Ната кивнула. – Вы информ-аналитик? Не припоминаю, чтобы встречала ваше имя в списках городского инфора.
– Я не горожанка, я озерянка. Руса, как вы говорите.
Губы женщины еле заметно дрогнули в презрительной усмешке. И Ната поняла, что это не дефект речи – акцент.
