– Не можешь?! Тогда не зови больше! Не заставляй опять почувствовать себя человеком, а не чьим-то жалким придатком, скиной!
В голосе Моджаль было такое отчаяние и тоска, что Алина не выдержала. Резко оттолкнула её назад в чёрное ничто. И сама нырнула следом, спеша укрыться за скорлупой другого, придуманного человека.
Хижина приняла свой обычный вид. Тихо потрескивало пламя, прятался полумрак по углам. И сгорбившись, закрыв руками лицо, сидела рядом Найгиль.
– Виктор, ты знаешь, что такое одиночество?
– А ты как думаешь?
Праздник Первого Дождя в посёлке отмечали весело. Плясали на площади, не обращая внимания на хлещущие с неба прохладные струи, шлёпали по лужам, по невесть откуда взявшимся ручейкам. Провожали зиму. Позже, когда женщины утащили малышню сушиться под тёплыми одеялами, мужчины собрались в Ратуше. Сидели вокруг очага, грелись пьянящим напитком из забродившего сока стеклянки. Из женщин здесь была одна Майка. К ней в посёлке сложилось особое отношение. Она жила в собственном доме вдвоём с шестилетним, рождённым ещё в Озёрном, сыном. Её по привычке называли Старшей и полушутя – Докторшей за знание лесных трав и умение врачевать. Женщины, дети, даже охотники привыкли слушаться её беспрекословно, как когда-то слушались менторов, как слушались Вика. А ещё в свои двадцать три Майка по-прежнему была самой красивой женщиной посёлка.
Первый весенний день заканчивался. Виктор уже начал прощаться с мужчинами, собираться домой, когда Майка поднялась следом:
– Вик, я с тобой. Нужно поговорить.
Лицо её раскраснелось то ли от близости очага, то ли от выпитого жуса. А может быть, от волнения? Последнюю декаду она, против обычного, избегала Виктора, старалась на глаза ему не попадаться.
Дождь прекратился, оставив лужи и жидкую грязь под ногами. Разгорячённая Майка не замечала сырости и вечерней прохлады. Сбивчиво затараторила, едва дверь Ратуши захлопнулась, разом приглушив весёлые голоса мужчин:
– Я должна сказать… одиннадцать дней назад я приходила к тебе вечером. Дверь была не заперта, я не удержалась, извини. Я всё видела.
По телу Виктора пробежала дрожь.
– Что ты видела?
– С тобой была та хока, твоя наставница. Теперь я понимаю, почему ты отказываешься брать себе девушек. Ты давно живёшь с ней как с женой, а? Ещё до того, как первый раз пришёл в Озёрный? Я понимаю, в лесу не было живых, потому ты и привык – с ней. А я надеялась…
Виктор молчал. Не знал, как объяснить, что она не права. Или не надо ничего объяснять? Пусть поверит в сказку. Потому что правду он ей сказать не сможет.
Майка неожиданно всхлипнула, упрямо тряхнула головой.
– Вик, я согласилась стать женой Эда. Когда закончатся дожди, мы уйдём из посёлка. Я, Эд, его жены с детьми, и ещё шесть семей.
– Уйдёте?! Куда?
– На юг, к большой реке, которую мы с тобой видели, когда прошлым летом составляли карту. Эду нравится рыбачить больше, чем охотиться, а я умею плести сети, научу остальных женщин. Мы построим лодки и будем плыть по реке, пока не найдём хорошее, богатое съедобной рыбой место. Не бойся, мы не пропадём!
– Не пропадёте… Ты уходишь из-за меня?
– Из-за тебя… и из-за неё. Ты ведь сам говорил, что люди должны научиться жить без помощи менторов. Почему же ты продолжаешь встречаться с ней? Ты её любишь, а? Женщины для тебя недостаточно хороши?
Они стояли на пороге его хижины. Виктор открыл дверь, шагнул внутрь, оглянулся. Майка оставалась снаружи, напряжённо смотрела на него. Она ждала, её решение не было окончательным. Если он пригласит сейчас войти, если заставит себя не думать, не помнить, позволит своему мужскому телу жить собственной жизнью… Алина исчезнет навсегда.
Он улыбнулся, кивнул.
– Да, ты правильно решила. Тебе лучше уйти.
Провожать уходящих собрался весь посёлок. Мужчины шутили, подтрунивая друг над другом, женщины всхлипывали украдкой. Эд, встречаясь с Виктором взглядом, виновато отводил глаза. Лишь в самом конце, когда вереница переселенцев во главе с Майкой сдвинулась с места и потянулась на юг, он решился подойти.
– Виктор, ты не сердишься на меня?
– Нет, ты поступаешь правильно, люди должны заселить этот мир. Я знаю, ты будешь хорошим Старостой. Только не потеряйтесь! Нужно поддерживать связь между посёлками. Может быть, ваши парни захотят взять в жёны наших девушек, или наоборот. Нужно встречаться, устраивать общие праздники. Хотя бы раз в год.
– Конечно, Вик! – Эд облегчённо улыбнулся. – Я побежал, Майка так быстро ходит! Придержу её немного, а то младшие скоро выбьются из сил.
– Счастливо!
Несколько дней в посёлке было непривычно тихо и малолюдно, хоть население сократилось едва на четверть. А потом жизнь пошла дальше привычной, натоптанной дорогой. И Виктор ещё сильнее ощутил одиночество.
На смену весне пришло лето, затем осень. Не утерпев, он полетел на флайере вдоль реки до самого устья. Проверил, что за место облюбовало себе новое племя. Люди Эда успели построить домики на берегу окружённого с трёх сторон холмами озерца, кажущегося бирюзовым в лучах утреннего солнца. Далеко на юг от запретных владений бессмертных.
Потом опять были зима, весна, лето и осень. Лесной посёлок жил по собственным правилам и законам, его обитатели всё реже нуждались в советах и помощи Вика. Однажды перед рассветом он забросил в машину оружие, одежду, кое-что из домашней утвари и увёл флайер на север. К поднимающемуся посреди леса холму с маленькой уютной пещерой. Он был уверен, что увидит белую фигуру, неподвижно сидящую на каменистой вершине. И не ошибся.
Найгиль ждала его молча. Ни о чём не спрашивала, пока он не подошёл и не сел рядом. Не заговорил первым:
– Я выполнил, что ты хотела. Увёл детей от менторов, научил жить в лесу, заботиться о себе. Они стали взрослыми. Взрослыми мужчинами и женщинами! Мне среди них места нет.
– Ты решил уйти от них?
– Да.
– Жаль. Я надеялась, ты найдёшь своё счастье с той девушкой. Она красивая. И любит тебя. Любой мужчина не отказался бы…
– Я не мужчина! Или ты забыла? Ты изменила мне тело, но мозги не поменяла.
– Я тоже родилась женщиной, но это не мешало мне любить девушек… одну девушку. А твоё тело создано, чтобы любить женщин, продолжить род…
– Не хочу! Я устал быть Виктором. Помнишь тот день, когда я проснулся в этом теле? Ты сказала, что за всё надо платить. Сейчас я готов заплатить любую цену, чтобы вернуться обратно, снова стать Алиной. Любую!
Найгиль покачала головой.
– Это невозможно, прости. Корпуса биофабрики мертвы, я не смогу создать для тебя другое тело. Придётся жить в этом.
– Жить? Ты хотела сказать, «умереть»?
«Спасибо, Ивибиль!» – это была кодовая фраза, завершающая сеанс связи с ментополем Усыпальницы. Сегодня она прозвучала в последний раз. Работа закончена. Её последнее научное исследование. Алина сделала почти невозможное, вырвав детей из-под опеки менторов, заставив их повзрослеть. Теперь люди выстоят против населяющих долину хищников, а когда все бывшие менторы отправятся в Усыпальницу, вернутся на озёра, найдут институт. И когда-нибудь восстановят цивилизацию… Найгиль очень хотела верить в это. И верила, когда создавала «Виктора», когда взрывала энергоконцентратор. Но всего сделанного оказалось недостаточно.
