– Зубы болят, – пожаловался он приятелям. – Кусать больно.
Крестьяне переглянулись. Отправляясь в горы на пару дней, они не взяли ни рису, ни сладких клубней, чтобы не возиться с готовкой. Лепешки из рисовой муки с сыром да горячий чай. Кусок вяленой рыбы, что захватил Бигун, они съели вчера в обед.
Проблему, как всегда, решил Римхо. Он поломал лепешку на куски и залил ее горячей водой.
– Кто ты? – не справившись с любопытством, спросил Бигун, глядя, как Аль Екс, почти не жуя, глотает полужидкую кашицу.
– Алекс.
– Аль Екс? – уточнил Римхо.
– Просто Алекс, – вытирая губы, проговорил неизвестный.
Приятели переглянулись.
– Он, наверное, с побережья? – предположил Бигун.
– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – Может, и с побережья.
Александра глядела на своих спасителей чистыми глазами главных героев рекламы подгузников. Сегодня ей было гораздо лучше, и она даже приподнялась на локте, чтобы поесть.
Мужчины переглянулись. Алекс продолжала работать ложкой, походившей на маленькую совковую лопату, и исподтишка рассматривала своих спасителей.
Их одежда походила на ту, что была на старике. У усатого куртка казалась поновей, и выглядывавшая из-под нее рубаха – почище, чем у безусого, щеголявшего большой заплатой на боку.
– Может, ты беглый? – осторожно спросил безусый. Он был немного постарше, но держался не так уверенно, как его приятель.
– Может, – пожала плечами Александра.
– Ты, случайно, не благородный? – задал вопрос усатый, заметно насторожившись. – Может быть, ты ратник? Или чей-то соратник? Откуда ты взялся в этих горах.
Александра отложила опустошенную чашку. Впервые за долгое время она почувствовала себя сытой.
– Не помню я ничего. Ни кто я, ни откуда. Я даже не помню, кто такие благородные или ратники с соратниками.
Приятели переглянулись.
– Такого не бывает, – покачал головой безусый.
– Бывает, – авторитетно возразил другой. – Помнишь, на свадьбе сына старосты Лусако-сей рассказывал про случай на войне с Самозванцем, когда соратник барона Малышо потерял память после ранения в голову. Он тогда не мог вспомнить даже собственное имя.
– Мало ли чего спьяну не наболтаешь. Лусако-сей любит за бутылкой языком трепать.
Слушая их перебранку, Александра не понимала ровным счетом ничего и решила взять беседу в свои руки.
– Спасибо, что не дали мне пропасть, добрые люди, – проникновенно поблагодарила она умолкших от неожиданности мужчин. – А как вас зовут?
– Я Римхо, – представился усатый.
– Я Бигун.
– Мы крестьяне рыцаря Одо Гатомо из деревни Кувами-но-Гатомо-но-Токого-но-Канаго.
«Оба-на! Да тут, кажись, феодализм! – подумала Алекс. – Благородные рыцари, прекрасные принцессы и я – старый стручок с сознанием девочки. Похоже, будет весело».
Она усмехнулась и вытерла пот. Беседа здорово утомила Александру, но прекращать ее она не собиралась.
– Расскажите мне, добрые люди, где я? Кто такие благородные, кто такие ратники? Может, после ваших слов я сама что-то вспомню.
Поняв, что проговорилась, Алекс закашлялась.
Римхо обратил внимание, что Алекс говорит о себе в женском роде, но решил, что это от усталости и потери памяти. Бигун, похоже, не заметил ничего.
– Мы в великой Поднебесной, иначе Тонгойской империи! Благородные – это воины. У них есть право носить оружие, они не занимаются простой работой. Это роняет их честь. Самые благородные – сегуны! Выше них только Сын Неба, да продлится его жизнь десять тысяч раз по десять тысяч лет!
– Да продлится, – поддержал Римхо. Он решил не прерывать разговорившегося друга. Все в деревне знали, что Бигун любит поболтать. Только слушать его пустые разговоры мало кому нравилось. Поговаривали, что дома даже жена и дети старались поскорее уйти или заняться чем угодно, только не слушать его нудные речи.
– Ниже сегунов стоят бароны, потом рыцари. Все они владеют землей, а значит, и всем, что на ней находится.
– И людьми? – уточнил Алекс.
– Разумеется! – подтвердил Бигун. – Мы принадлежим рыцарю, господину Гатомо-сею! Как и наша деревня Кувами.
– Кувами или Кувами-но… чего-то там? – переспросил Алекс.
– Кувами – это название деревни, – стал терпеливо объяснять Бигун. – А остальное просто значит, кому она принадлежит. Рыцарю Гатомо, который является вассалом барона Токого. А тот – вассал сегуна Канаго.
– Ого! – присвистнула Алекс. – Как вы только все запоминаете?
– Не забивай себе голову, – махнул рукой Римхо. – Кувами и Кувами. А с баронами да сегунами пусть господин разбирается.
– Одо Гатомо? – уточнил собеседник.
– Он благородный. У них есть имя и фамилия. Мы простые люди, – ответил Римхо. – У нас только имена да прозвища.
Человек помолчал, видимо запоминая услышанное, и продолжил расспросы:
– Тогда кто такие ратники или соратники?
Бигун вздохнул, собираясь обстоятельно ответить, но Римхо заметил, что их собеседник явно устал, и прервал его:
– Соратник – это благородный воин, который служит господину – владельцу земли, а ратник – благородный воин без господина. Отдохни, Алекс.
– Спасибо тебе, Римхо-сей, – поблагодарил тот.
– Ты явно ничего не помнишь! – всплеснул руками Бигун. – «Сей» говорят только благородному господину, а госпоже говорят – «ли». Понял?
– Понял, спасибо, Бигун. Ты очень умный.
Польщенный крестьянин гордо посмотрел на приятеля, а Алекс откинулся на спину и закрыл глаза.
– Вот бедняга, – покачал головой Бигун, – совсем ничего не помнит.
Они с Римхо сооружали новые носилки. Идти далеко, а у Алекса после долгого разговора опять поднялся жар.
– Он совсем лысый, – проговорил приятель, глядя на него. – Голова гладкая, как куриное яйцо.
– Болеет.
После того как Алекс назвал его «очень умным», Бигун проникся к нему искренней заботой и без обычного ворчания пер носилки до озера Арива, где доживала свой век тяжело больная жена их господина Гатомо.
Вначале Александра почувствовала себя как древнеримский патриций, путешествующий по Вечному городу на паланкине. Однако её носильщиков удобство транспортируемого, казалось, совсем не интересовало. Теперь она представляла себя сильно раненным бойцом, которого верные друзья-однополчане очень-очень торопятся доставить в санчасть. Мысли Алекс вдруг приняли неожиданное направление. «И с чего это парни обещают девушкам, что будут их на руках носить? Ничего хорошего. Если мне кто так скажет – пошлю на фиг! – думала она сквозь боль во всем теле. – Болтаешься туда-сюда, как… В общем, плохо болтаешься».
