Но зря она думала, что о ней забыли. После того как служанка унесла посуду, в дверь постучали.
– Войдите! – разрешила Сайо. На пороге стоял улыбающийся старший соратник. – Здравствуй, Нороно-сей, – поприветствовала его девушка.
– Как отдохнула, моя госпожа? – спросил мужчина, пряча руки за спиной.
– Очень хорошо, господа Татсо проявили ко мне незаслуженную заботу.
– Не мне судить моего господина, – еще шире улыбнулся воин. – Я тут кое-что принес. Кажется, это принадлежало тебе.
С этими словами мужчина протянул ей хорошо знакомый футляр. Не удержавшись, девушка радостно вскрикнула. Наслаждаясь моментом, воин откинул крышку. Хорошо знакомое ожерелье поблескивало серебром на темном бархате.
– Где ты нашел его, Нороно-сей?
– Мы отыскали разбойников, – ответил старший соратник. – Они получили по заслугам. Перед смертью один из них признался, что единственной добычей после битвы с соратниками сегуна стало это ожерелье. Мужчины таких не носят. Значит, оно твое.
– Я просто не знаю, как мне отблагодарить тебя, Нороно-сей! – девушка осторожно взяла футляр из сильных рук. – Это же подарок госпожи Айоро!
– Тогда расскажи ей, что барон Татсо и его соратники больше не допустят подобных преступлений на своей земле.
– Я обещаю, что передам твои слова, – Сайо поклонилась.
– Теперь прости, но я должен уйти, – развел руками воин. – Много дел.
– А как здоровье господина Сабуро? – торопливо поинтересовалась девушка.
– Вчера вечером ему было значительно лучше. Если хочешь, можешь его навестить.
– Я сделаю это обязательно!
Оставшись вдвоем с Симарой, Сайо не удержалась и надела ожерелье. На подаренном платье оно смотрелось великолепно. Вот в таком виде не стыдно идти навещать раненого соратника сегуна. Еще бы кто-нибудь дорогу показал…
Словно подслушав ее мысли, к ней пришла Сендзо Татсо и пригласила прогуляться по саду. Стоит ли говорить, что девушка попросила вначале проводить ее к раненому. Юная баронесса с радостью согласилась. Когда они плутали по переходам и лестницам, Сендзо заметила растерянность гостьи.
– Замку больше трехсот лет, – сказала она, открывая очередную дверь. – Каждый барон Татсо что-то переделывал или достраивал. Старший брат хочет провести большой ремонт, но отец против. Он говорит, что тогда исчезнет очарование древности родового гнезда.
– Дом должен нравиться прежде всего своим хозяевам, – дипломатично ответила Сайо.
Для соратника сегуна барон выделил большую светлую комнату. Белея чистыми повязками, Сабуро лежал на широкой кровати, а рядом клевал носом пожилой слуга. Увидев женщин, он бодро вскочил и замер в глубоком поклоне.
– Здравствуй, Сабуро-сей, – поприветствовала его Сайо.
Раненый открыл глаза и улыбнулся распухшими губами. Он попытался что-то сказать, но вместо слов получалось какое-то шипение.
– Что с благородным господином? – спросила Татсо. – Почему он не говорит?
– У благородного господина распух язык, – ответил слуга, не поднимая глаз. – Опухоль спадет со дня на день.
Соратник попытался развести руками, но тут же скривился от боли в пробитых запястьях.
– Выздоравливай, Сабуро-сей, – вздохнула Сайо. – Я еще приду.
Воин улыбнулся и еле заметно кивнул.
– Теперь в сад? – спросила Татсо, когда они вышли из комнаты.
– С радостью! – согласилась гостья.
– Какое у тебя красивое ожерелье! – проговорила баронесса, пропуская ее вперед на очередной лестнице. – Нороно говорил, что тебе его подарила госпожа Айоро.
– Да, – ответила Сайо и, не удержавшись, похвасталась: – Я его выиграла на поэтическом конкурсе в Токого-маро.
– Ты сочиняешь стихи! – удивилась Татсо.
– Немного, – потупилась девушка.
– Тогда тебе будет о чем поговорить с моим братом, – заявила баронесса. – Он считает себя непревзойденным знатоком поэзии.
– А ты разве не любишь стихи, Татсо-ли? – спросила Сайо.
– Я люблю рисовать.
– Тогда, может быть, ты покажешь мне свои картины?
– С удовольствием, – согласилась баронесса. – Но вначале я хочу показать тебе наш сад.
Поглядеть действительно было на что. Возле стен замка росли: розовые кусты, клематисы и рододендроны, высаженные аккуратными рядами, на клумбах пестрели астры и георгины. Девушки шли по дорожке из тесаных камней и словно плыли в густом аромате цветов. То тут, то там возились трудолюбивые садовники, ухаживавшие за капризными растениями. При их приближении они бросали свою работу и низко кланялись.
– А сейчас ты увидишь наших золотых рыбок! – сказала Татсо, когда они шли по длинному коридору из ярко-зеленого кустарника. Дорожка привела к круглому водоему, окруженному каменным парапетом, на котором сидел молодой барон Даиро Татсо.
– Я так и знал, что вы придете сюда! – проговорил он мягким бархатным голосом, от которого у Сайо сладко заныло сердце.
– Здравствуй, Татсо-сей, – сказала она, с трудом заставив себя отвести взгляд от темно-карих глаз и посмотреть в прозрачную, как хрусталь, воду прудика. Там среди камней и водорослей плавали ярко окрашенные рыбки.
– Прекрасные творения богов, – сказал барон.
– Я никогда не видела ничего подобного, – простодушно призналась Сайо.
– Их привозят с далекого юга, – охотно пояснил юноша. – Эти создания не могут жить в наших водах. Осенью их вылавливают и переносят в помещение до следующей весны.
– Когда на них смотришь, приходит вдохновение, – сказала Татсо.
– Моя сестра еще не показывала тебе свои картины, Сайо-ли? – спросил барон.
Девушка уже более-менее освоилась в присутствии этого красивого юноши.
– Еще нет, но она сказала, что ты знаток поэзии?
– Считать себя истинным знатоком было бы нескромно, – завораживающе улыбнулся Татсо. – Мне нравится творчество Осако Дошо. Именно она триста лет назад стала первой писать трехстишия. Говорят, их было около тысячи. Я знаю сорок.
– Я – двадцать два, – похвалилась Сайо. – Вот только среди них встречаются не слишком скромные.
– Что же ты хочешь от гетеры и любовницы сегуна Рокидо.
– Не только любовницы, – поправила брата баронесса. – Но и подруги. И даже советника.
Тот не стал спорить.
– Лучше всего о поэтессе говорят ее стихи.
Он улыбнулся и тихо прочитал:
Я – словно горы, ты – ручью подобен.
Течет поток, а горы неизменны.
Ручей вдали от гор, тоскуя, плачет.
Сендзо Татсо посмотрела на Сайо. Та улыбнулась, принимая вызов:
