Зато летом благодать. Темнеет поздно, ближе к полуночи, светает рано. Да и сама ночь серая и короткая. Нет жары, но комары донимают. Когда легкий ветерок, комаров сносит, тогда совсем хорошо.
Только подошел к углу набережных водных путей, как крики услышал, шум потасовки. На мостовой легкий возок стоит, люди мелькают. Благостное настроение сразу пропало. Павел помчался вперед, на ходу достал из кобуры под пиджаком револьвер.
– Стоять! Полиция!
От возка в стороны сразу рванули два мужика.
– Стоять! Стрелять буду!
И выстрелил вверх. Беглецов это только подстегнуло. По булыжной мостовой в сторону Малой Конюшенной мчатся. Еще можно выстрелить, но неизвестно, как велика их вина? А то можно и самому за самоуправство под суд попасть или быть уволенным. Павел вскочил на подножку возка. От него в испуге отшатнулся извозчик. Да и любой бы испугался. В руке револьвер, волосы взъерошены, глаза горят.
– Я из полиции. Что случилось?
С сиденья возка голос. Павел даже не понял сперва – женский или мужской? Оказалось – подросток лет четырнадцати. От испуга заикается.
– На… нас… напали, сударь! У меня и денег-то нет.
– Верно, верно, испугали только мальчонку, – поддакнул извозчик.
– Ничего не забрали? Сам цел? – спросил Павел.
– Цел.
Грабители в сумерках думали, что в возке важный господин или знатная госпожа, есть чего отобрать – сумочку с деньгами, кольца-перстни – цепочку золотую или бумажник с ассигнациями. Да обломилось. А если убытка нет, то и преследовать бесполезно. Ну, задержит Павел неудачников, а что предъявить? Какую вину? Стало быть, и суда не будет, придется с извинениями отпустить. Не факт, что эта же парочка никого сегодня не ограбит, но пока предъявить им нечего. Павел решил сопроводить возок, все-таки подросток напуган.
– Далеко ли до дома, юноша?
– На Итальянской.
– Трогай, – приказал кучеру Павел.
Зацокали подковы по булыжнику. Павел уселся на сиденье рядом с подростком, убрал револьвер в кобуру, пригладил ладонями волосы.
– Что же мы так поздно? – поинтересовался Павел.
– Так я же не один, с Мефодием, – показал на кучера подросток.
– Наверное, лучше будет, если будете возвращаться домой пораньше, – заметил Павел.
– Непременно так буду делать впредь, сударь. А вы и вправду из полиции?
– Что, не похож? Я из Сыскного отдела.
– Это где Путилин? – воскликнул подросток.
– Именно так. Наслышан о нем?
– Дядя сказывал.
Ехать недалеко, кучер остановился у ворот особняка. Улица для состоятельных господ. Павел соскочил с возка.
– Удачи вам, юноша.
– Подождите, сударь! А как ваша фамилия?
– Зачем она вам? Прощайте.
Павел направился домой. Настроение хорошее, что-то полезное сделал, день не зря прошел.
Утром о юноше не вспомнил, службу начал с журнала приключений. Было ограбление ночью, в ноль тридцать, на Большой Конюшенной. В ту сторону побежали неудачливые грабители. Все же удалось кого-то ограбить мерзавцам. Приметы прочитал – двое и одежда совпадает. Теперь все чины полиции искать будут.
А к полудню к отделению подкатил возок. Павел с офицерами как раз у Путилина в кабинете собрались. Дверь распахнулась, за ней дежурный полицейский в струнку тянется. А в кабинет заходит шеф жандармов граф Шувалов и с ним вчерашний юноша. И юноша сразу воскликнул:
– Вот же он! – И рукой на Павла указывает.
Павел увидел, как всегда невозмутимый Иван Дмитриевич брови вскинул. Предположил, наверное, что промашку Павел допустил. Шувалов сначала к Путилину подошел.
– Рад за ваш отдел, Иван Дмитриевич. Вчера на племянника моего два грабителя напали, так сыщик ваш отбил! Дозвольте обнять и поблагодарить!
Шувалов шагнул к Павлу, взял его обеими руками за плечи, притянул, прижал. И прошептал в ухо:
– Зайди вечером, адрес ты знаешь, разговор есть.
И уже для всех:
– Не буду мешать! Честь имею!
После ухода графа Путилин спросил Павла:
– Ты чего же молчал?
– А что я должен был делать? Грудь колесом и героя изображать? Обычный поступок полицейского чина.
Путилин хмыкнул. В самом деле, мужчину красят дела, а не слова. До вечера ничего значительного не произошло. Павел и Путилин встретились уже у дверей, после окончания службы.
– Иван Дмитриевич, позвольте не служебный вопрос?
– Ради бога!
– В какое время можно визиты наносить?
– Если приглашены, то к вечернему чаю, это восемь вечера.
– Благодарю.
– К Петру Андреевичу приглашен? – догадался Путилин.
– Точно так-с!
– Язык там не распускай, – посоветовал Путилин. – Вроде одно дело делаем, но у нас сыск уголовный, а у жандармов политический. Граф – человек обходительный, но поговорку помни – мягко стелет, да жестко спать.
Всю дорогу до своей съемной квартиры Павел думал над словами начальника. Что он имел в виду, говоря про язык? Никаких секретных операций сыск не проводит, и сболтнуть лишнего просто невозможно. На квартире поужинал, почти всухомятку, кусок копченой колбасы с ржаным хлебом и стакан чая с ситным. Неудобно голодным в гости, все же граф и генерал-майор, шеф жандармов, чиновник высокого ранга. Дистанция между ними велика. И приглашает его граф только из приличия, в знак благодарности за племянника.
Вышел загодя, почти за час, хотя быстрым шагом идти четверть часа. Своего выезда – экипажа и лошадей – не было. Если торопиться – вспотеешь, потому и вышел с запасом времени. Без пяти восемь постучал в дверь. Слуге назвал свою фамилию, и тот впустил. В домах высокопоставленных чиновников дворянского происхождения Павел никогда не был, из интереса глазел по сторонам. Дом в два этажа, чувствовался достаток. Огромные сени, как называлась тогда прихожая, на второй этаж лестница с мраморными ступенями, рядом скульптура стоит. Сени достаточно освещены многочисленными свечами. Слуга в ливрее проводил Павла в столовую. Огромный стол, персон на двадцать, а сидят двое – сам Шувалов и его супруга, урожденная графиня Елена Ивановна Орлова-Дашкова, бывшая вдова, вышедшая замуж за Шувалова. Насколько знал Павел, у пары имелся маленький, трехлетний наследник. Павел поклонился, Шувалов махнул рукой.
– Присаживайтесь, сударь. Разделите с нами трапезу.
Слуга тут же поставил чайные приборы. На столе сушки, колотый сахар в сахарнице, конфеты, сухофрукты в сахарной глазури. Павел выпил чашечку превосходного чая, похоже – английского. В тишине попили, супруга встала и откланялась. Граф поднялся.
