Павел в ответ показал жетон жандарма.
– Я бы на вашем месте нашел извозчика. Девушку в больницу нужно.
– Да, да, что же это я? Растерялся что-то.
Мужчина быстрым шагом ушел. Павел подобрал револьвер девушки. Пятизарядный небольшой «Пипер» бельгийского производства. Осмотрел, сунул в карман. Снятие отпечатков еще не практикуется, и оружие лучше убрать с глаз долой. Пока отца девушки не было, быстро прошелся по квартире. Похоже – вот эта комната девичья. Проверил ящики стола, никаких подозрительных предметов или записей не обнаружил. Видимо, все самое интересное в полуподвале. Еще успел осмотреть кухню. Именно здесь хранился револьвер, из которого стреляла девушка. Нашел свернутую трубочкой бумагу. Развернул – столбиком идут фамилии, против каждой какие-то значки. Сунул в карман и почти сразу в квартиру почти вбежал отец.
– Есть извозчик, пролетка у парадного.
– Тогда что же мы стоим? Несите, кстати, дайте мне ключи, я дверь замкну.
– У меня нет, надо посмотреть у дочери в ридикюле. Вообще-то в квартире всегда прислуга, но на сегодня я ее отпустил, какое-то семейное торжество.
Отец вынес дамскую сумочку.
– Позвольте мне.
Павел настоятельно потянул сумку к себе. Вдруг там опасный сюрприз? Нашлись ключи, записная книжка. Павел уложил обе находки в карманы.
– Поторопимся!
Пока отец нес дочь, Павел закрыл дверь на ключ и спустился во двор. Девушка полулежала на руках у отца, пришлось примоститься сбоку на сиденье кое-как.
С тюремными больницами в городе скверно. Женская и вовсе одна, в Тюремном переулке, а с 1844 года, в переулке Матвеева, что в районе Новой Голландии, детище Петра. Позже, в 1877 году, на Казачьем плацу близ Пересыльной тюрьмы появится больница для заключенных, где занимался врачеванием знаменитый доктор Федор Павлович Гааз. Еще была тюремная лечебница на Матисовом острове, набережной реки Пряжки.
Гражданских больниц и военных госпиталей было несравнимо больше. Но девушка должна быть под караулом. Папенька ее уже в курсе прегрешений дочурки и грозящего ей наказания. Из обычной больницы вывезет, как только ей станет лучше, и отправит к дальней родне куда-нибудь в Вологодскую губернию. Поди сыщи ее потом.
– К Новой Голландии! – распорядился Павел.
Добрались быстро. Увидев, где предстоит находиться его дочери, отец приуныл. У входа вооруженный караул, на окнах решетки. Пролетка въехала во двор. Павел показал жетон, санитары на носилках занесли раненую в больницу. Отца не впустили. В больнице своя специфика.
– За кем числиться будет? – спросил дежурный фельдшер.
– Охранное отделение, Кулишников моя фамилия.
Отныне выдать болящего узника можно только по распоряжению Павла или его начальника. Павел перевел дух. Что-то многовато событий для одного дня. Так и день еще не закончился, надо в полуподвале делать обыск. Во дворе пролетки с отцом уже не было. От Новой Голландии до Малой Морской пешком четверть часа идти. У доходного дома Павел нашел дворника. У него запасные ключи от всех квартир, и он будет одним из свидетелей. Для соблюдения процедуры обыск и изъятие каких-то предметов проводится при двух свидетелях, ныне их называют понятыми.
Дворник двери полуподвала открыл, но нехотя.
– Нехорошо без жильцов-то, – пробурчал он.
– Не дождешься ты их, померли не своей смертью.
– Это как?
– Все трое студентов взорвались в пролетке, бомбу везли.
– Ох ты!
– А бомбу ту делали в этом подвале. Не исключено, что еще одна здесь находится.
Дворник сделал шаг к выходу.
– Стоять! Ты лучше еще одного видока найди.
– Чего его искать? Федора со второго подъезда, истопника.
– Веди.
Сам Павел начал осмотр, еще как учили в институте. Слева направо по часовой стрелке, не упуская ни одного предмета. В полуподвале крохотная кухня и две небольшие комнатки. В одной, под топчаном, нашлись мешки с опилками. Их занесли в протокол. В другой комнате стояли в ящике бутылки с кислотой и глицерин. Бомба еще не была готова, а по отдельности ингредиенты не представляли опасности, взорваться не могли. Но пары кислоты явно не улучшали воздух в полуподвале, чувствовался тяжелый запах.
Описали найденное. Заканчивали уже при свечах, хотя темнеет летом в Санкт-Петербурге поздно.
– Найди пролетку, вещдоки надо вывезти, – распорядился Павел.
– Чего вывезти? – не понял дворник.
– Жидкости вот эти, из них бомбу делают. А мешки с опилками можете забрать.
Из жидкостей можно приготовить нитроглицерин, взрывчатку. Опилки – безопасны, в бомбе лишь как загуститель.
Дворник нашел извозчика, погрузили бутылки. Павел уже уселся на сиденье, как дворник спросил:
– Так что передать хозяину? Можно квартирантов искать?
– Можно, не вернутся более эти студенты.
– Ох, беда какая! Молодые же совсем были!
– Ты повнимательнее будь! Как увидишь у кого-то такие бутыли, сразу ко мне!
– Всенепременно! Прощевайте, вашбродь!
У охранного отделения, что на Гороховой, пришлось просить извозчика помочь занести вещественные доказательства в кабинет. Здание это в дальнейшем перейдет к ВЧК, ОГПУ, НКВД – по наследству. Хоть и называли большевики жандармов царскими сатрапами, а фактически занимались такими же делами, охраняли государство, только цели, задачи были другие. А методы более жесткие, Охранное отделение не использовало взятие заложников и массовые казни. Да и другое здание – на Литейном, выходящее другим фасадом на Шпалерную, 25 или Захарьевскую, 4, прозываемое питерцами «Большим домом», тоже использовался НКВД и КГБ, ныне ФСБ.
Павел уселся на стул в кабинете. Устал, и сильно хотелось есть. А главное – надо написать подробный рапорт о произошедших событиях. Завтра утром уже выйдут газеты, где в колонках «Происшествия» или «Полицейская хроника» пронырливые репортеры в красках опишут ужасающее происшествие на дороге в Кронштадт. Обычно с подробностями – о разорванных телах и лужах крови, чтобы у читателя стыла от ужаса кровь в жилах. Считалось – также подробности поднимают тиражи газет. Ни радио, ни телевидения не было. В двадцать первом веке ТV переплюнет по показу жутких натуралистических сцен прессу девятнадцатого века.
Павел подошел к дежурному офицеру.
– Подскажи, где поесть можно?
– В это время только на Невском.
До Невского проспекта квартал, а ноги как чугунные. Все же дошел до ресторана «Медведь». Поел сытно, а добрел до Охранного отделения и глаза слипаться стали. Улегся на кургузом диванчике. Под голову руку подложил, ноги в коленях согнул, иначе не получится. И отрубился сразу.
Была у него хорошая черта – мог просыпаться в назначенное время. И сейчас проснулся, как и хотел – в четыре утра. За четыре часа голова отдохнула, зато тело ныло, все члены затекли на жестком деревянном ложе. Зажег свечи, уселся за стол. Описал в рапорте подробно о выявленной группе: где покупали составляющие вещества бомбы, кто входил в группу, где и при каких обстоятельствах произошел взрыв, о задержании Соловьевой, ее стрельбе и ранении. Поставил точку, потянулся, прочел написанное. Нет, не все. Вчера у Дарьи изъял лист бумаги. Начал читать. Ба! Да это же список членов! Есть сама Дарья, уже мертвые студенты. Всего восемнадцать человек. Учитывая четверых погибших в пролетке и раненую Дарью, остается чертова дюжина. И еще неизвестно, какое у них оружие и есть ли готовая к применению бомба. Последний лист рапорта пришлось переписывать. Получалось – он раскрыл целую сеть, настоящую организацию бомбистов-террористов.
