У Павла дома был целый гардероб. Мог одеться приказчиком, купцом-разночинцем, рабочим. А еще в постижерной мастерской по заказу сделали накладные бороды – окладистую и клинышком и парик. Кроме того, купил очки с простыми стеклами.
Парик, борода и очки внешность меняли разительно. Один раз явился в таком виде в Охранное отделение, так не узнали. Караульный у входа пускать не хотел. А как прошел, предъявив документ, так дежурный жандарм едва за воротник не выволок. Актерствовать служба заставляла. Всякого рода революционеры тоже были не лыком шиты, иногда выставляли своих людей у жандармских отделений, выслеживали. Потом было невозможно затесаться неузнанным в толпу митингующих или проследить.
Искусством перевоплощения хорошо владели филеры. Но их мало. Иногда самому приходилось действовать, как сегодня.
Подводу с извозчиком оставил рядом с железной дорогой, сам повыше на насыпь взошел. Надо было задержать именно нужный поезд. Мимо прогромыхал товарный состав. Глазу непривычно, вагоны небольшие, двухосные. С надписью «сорок человек или восемь лошадей». Давно уже таких нет, после Великой Отечественной пошли вагоны и платформы четырехосные, повышенной грузоподъемности, на которых можно перевозить тяжелую бронетехнику.
Судя по времени, вот-вот должен показаться пассажирский поезд. Такие поезда ходили обычно очень точно, по прибытию на станцию можно было сверять часы. Каждому машинисту выдавались казенные карманные часы.
Сначала Павел увидел клубы дыма, которые перемещались. Потом услышал тяжелое дыхание паровой машины. Уже затем из-за поворота показался состав. Вагоны темно-зеленые, пассажирские. Павел сбежал с насыпи.
– Ну-ка, помогай!
Поднатужились, сняли шпалы с телеги.
– Теперь кладем на рельсы, поперек.
– Да ты что! Барин, никак нельзя, поезд с рельсов сойдет!
– Не сойдет! Машинист шпалы заметит и остановится.
– А вдруг…
– Молчи и помогай! Шпалу на шпалу, чтобы заметнее было.
Получилась почти баррикада в полметра высотой. Не заметить такую невозможно. И машинист заметил. И людей, и препятствие. Один длинный гудок, другой. Заскрипели тормоза.
– Быстро уезжаем отсюда!
Повторять не пришлось. Павел едва запрыгнул на задок телеги, как лошадь рванула, подстегнутая кнутом. Извозчик кнутом животину охаживал, мчались быстро. На ухабах телегу подбрасывало, Павел двумя руками держался за края телеги. Въехали в пригороды.
– Стой! Тормози, говорю!
Извозчик остановил лошадь. Павел рассчитался, прошел немного пешком. На перекрестке улиц обернулся, а ни телеги, ни извозчика. Посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пока поезд доберется до вокзала, пока доедет принц на карете до Зимнего дворца, взрыв уже произойдет. Железнодорожных вокзалов было уже несколько в городе, но все далеко от Дворцовой площади. Ехать в лучшем случае четверть часа.
Павел сел в вагон конки. Лошади тянули не спеша. Но все же лучше ехать, чем идти. Уже подъехал к Невскому проспекту, как услышал приглушенный хлопок. Посмотрел на часы. Восемнадцать часов двадцать две минуты. Все же привел в действие бомбу Халтурин! Сидя в подвале, террорист смотрел на часы. Шесть пятнадцать вечера. Пора! Степан поджег бикфордов шнур, взял заранее собранную котомку с вещами и беспрепятственно покинул дворец. Успел отойти на квартал, когда сзади громыхнуло. Остановился, обернулся, с удовлетворением увидел облако пыли и дыма. Всё! Свершилось! Царь мертв! Сразу направился к Александру Квятковскому, своему непосредственному руководителю.
– Я взорвал императора! – едва не закричал он, забыв поздороваться.
– Удалось? Большая победа! Пусть знают, как угнетать народ!
А что народ как раз погиб, их не волновало. Квятковский посоветовал уехать на юг, на Украину. Там тоже поднималась волна революционного движения. Даже для явки революционеров в Одессе, где была большая ячейка «Народной воли», снабдил деньгами на первое время. Известие, что царь жив и не пострадал, застигло Халтурина в Москве. Посожалел, покручинился. Видимо, бережет Бог своего помазанника!
Освоился в Одессе, пользовался авторитетом среди революционеров. На одном из заседаний кружка решено было убить одесского военного прокурора, генерала Василия Стрельникова. Убийство поручили Халтурину и Н. Желвакову. Обзавелись оружием, следили за генералом. После одного из судебных заседаний, 18 марта 1882 года, прокурор решил немного отдохнуть, подышать свежим воздухом, присел на скамейку на бульваре. Желваков подошел тихо сзади, выстрелил из револьвера в затылок почти в упор. Шансов выжить у генерала не было. Желваков револьвер бросил и побежал к концу бульвара, где в пролетке его ждал Халтурин. Прохожие попытались задержать террориста, все большей частью они были законопослушные граждане. Халтурин видел, что напарника сейчас схватят, кинулся на выручку. Выхватил револьвер, спрыгнул с пролетки, споткнулся и упал. На него сразу накинулись, заломили руки. А уже на выстрел бежал полицейский. С помощью городового обоих связали, доставили в участок. Назвать себя оба арестованных отказались. Следствие было скорым, трибунал уже 22 марта вынес приговор – повесить. Приговоренных сфотографировали, и в тот же день приговор привели в исполнение. В деле об убийстве оба фигурировали как неизвестные. Немного позже Халтурина опознали на фото жандармы.
Вечером, в день взрыва, за накрытый стол государь и семья не садились, ожидали принца, прогуливаясь по малому фельдмаршальскому залу. Принц задерживался, царь курил, и сильный хлопок вообще не воспринял сначала как взрыв. Но затем послышались крики людей, звон стекла. Царь быстрым шагом направился в сторону столовой.
При взрыве пол гауптвахты обрушился, в это время там шел развод караула (ныне это зал № 26 Эрмитажа). Одиннадцать гвардейцев погибли сразу, всего было ранено 56 человек, считая прислугу. Толстые кирпичные стены дворца выдержали взрывную волну, но перекрытия между этажами бревенчатые. На бельэтаже пол подняло, искорежило, обрушилась штукатурка прямо на накрытый стол. На стол рухнула массивная люстра. На все лег слой пыли. Когда царь шел к столовой, видел, как из-под обломков выбрались оглушенные, контуженые и раненые караульные. Он отправил их в лазарет, но они ждали разводящего, как положено по уставу. В соседней комнате государь увидел погибшего лакея.
Торжественной встречи принца и ужина в его честь не получилось. Сразу после взрыва думали: газ, ибо запах был химический.
Стойкость и верность долгу русских гвардейцев, даже раненых, не покинувших посты, восхитила самодержцев в других странах, их ставили в пример.
Похороны погибших состоялись седьмого февраля на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга, хоронили в братской могиле. Этим днем стоял сильный мороз и ветер. Государь, несмотря на попытки отговорить, отправился на похороны. Боялись еще одного покушения. Кладбище оцепили жандармы и полиция.
Указом императора все караульные, живые и погибшие, были награждены, живым выданы деньги. А семьям погибших воинов назначен «вечный пансион». И пансион выплачивался до революции 1917 года исправно.
