Царь, помолившись в домовой церкви, выехал, по обыкновению, в Михайловский манеж. Этим днем его сопровождали полицмейстер полковник Дворжицкий, начальник охранной стражи капитан Кох и командир казачьего эскадрона ротмистр Кулебякин. А еще шесть конных казаков для охраны.
Выезд царя из дворца террористы отметили, стали занимать места, определенные Перовской. Метатели бомб расположились по обоим концам Малой Садовой улицы. Двое – Рысаков и Емельянов – на углу Невского проспекта у Екатерининского сквера. Еще двое – Михайлов и Гриневецкий – на углу Большой Итальянской и Монетной площади. Перовская стояла недалеко, наблюдая за проездом императорского кортежа. Было холодно, зябко, но террористы холода не замечали. Еще час, два, пять и свершится заслуженная кара императору, изменится ход истории, монархия падет и воссияет республика. Надеждам не суждено будет сбыться.
Кроме метателей бомб в сырной лавке сигнала Якимовой о подъезде царского поезда ждал Михаил Фроленко, готовый в любой момент замкнуть электрическую цепь взрывателя.
Но царский кортеж поехал по Инженерной улице в Манеж, миновав Малую Садовую. А после развода гвардейского караула царь приказал кучеру ехать по Большой Итальянской к кузине, великой княгине Екатерине Михайловне, в Михайловский дворец. Перовская срочно меняет план покушения. Условным сигналом – взмахом платочка – приказывает метателям бомб переместиться на Михайловскую улицу, а потом на набережную Екатерининского канала. Сама Софья переходит Казанский мост, идет по противоположному берегу канала и останавливается напротив предполагаемого места покушения. Ей отлично все видно, канал не широк. К тому же поворот здесь крутой и карета должна сбавить ход, иначе высокая царская карета опрокинется. Первым у поворота оказался самый молодой – Рысаков.
В два часа пятнадцать минут пополудни кортеж царя повернул с Инженерной улицы на набережную Екатерининского канала, направляясь к Театральному мосту. Рысаков бросил жестяную банку со взрывчаткой под карету. Грянул взрыв. Взрывом была разрушена задняя стенка кареты, но сам император не пострадал, стенка кареты прикрыла его от ранений. Но были ранены казаки. Пользуясь всеобщей растерянностью, Рысаков побежал к Невскому проспекту, но ему не повезло. Законопослушные граждане набросились на бегущего, повалили, заломили руки. Подоспел городовой полицейский. Рысаков назвался мещанином Глазовым, даже паспорт показал, оказавшийся фальшивым. Рысаков бросал бомбу с дистанции четырех аршин, но сам не был ранен или контужен, повезло.
Царь выбрался из кареты. Он не был контужен, на униформе ни единого повреждения. Но был шокирован. Осмотрел поврежденную карету, приободрил раненых казаков. Лейб-кучер Сергеев, ротмистр Кулебякин и полицмейстер полковник Дворжицкий уговаривали государя как можно скорее уехать, не подвергать себя опасности. Александр медлил. Вокруг уже собирались зеваки, и ему не хотелось, чтобы увидели его испуг. Подошел к Рысакову, спросил его фамилию, стал возвращаться к карете. И тут Гриневецкий, стоявший спокойно на тротуаре, бросил государю под ноги бомбу, обернутую белой салфеткой.
Грянул еще один взрыв, облако дыма. Стоявшие рядом упали. Кто от ранения, а кто от испуга. Кровь лилась от раздробленных ног государя, рядом истекал кровью Гриневецкий. К государю бросился лейб-кучер. Царь, потерявший много крови, прошептал: «Несите меня во дворец… Там умирать…»
В это время подъехал великий князь Михаил Николаевич, срочно примчавшийся из Михайловского дворца, откуда и ехал государь. Государя стали грузить на сани, держа за шинель. Ошибку допустили непростительную. Надо было ремнями, за отсутствием жгутов, перетянуть ноги, остановить кровотечение. Но медика в царском поезде не оказалось, остальные в растерянности. И. Емельянов, третий мститель, у которого под мышкой была бомба в портфеле, тоже помогал грузить в сани. То ли не отважился привести бомбу в действие, то ли вид крови у раненых и убитых остановил его. Впереди на санях помчался полицмейстер, громко крича:
– Дорогу!
За ним вторые сани, правил ими лейб-кучер, а голову раненого придерживал ротмистр Кулебякин. За ними скакал на лошади великий князь. Прохожие провожали их взглядами. Было нечто необычное в мчащейся процессии. Привезли государя во дворец, прибежавший лейб-медик Боткин помочь уже ничем не мог, констатировал смерть от кровопотери из-за тяжелых ранений. В пятнадцать тридцать пять на флагштоке Зимнего дворца приспустили императорский флаг, извещая подданных о кончине царя.
Павел по случаю воскресенья находился на съемной квартире. Был вызван посыльным в штаб корпуса жандармов. Здесь с удивлением увидел сослуживцев по Охранному отделению и узнал горестную новость об убийстве царя. Бывших сотрудников политического сыска призвали на допросы задержанных. У них опыт в подобных делах, знание специфики. В помощь им, для силовых действий, поставили и жандармский дивизион и полицию. Лорис-Меликов осознал, что разогнав не любимое им Охранное отделение, совершил ошибку. Царь убит, его карьера закончилась.
Задержанного Рысакова допрашивали жестко, сразу два жандарма. Рысаков понимал, что суд будет скорый и, скорее всего, приговор – смертная казнь. Начал выдавать всех, кого знал, указывал квартиры и дома, где был. Вымаливал таким образом смягчение наказания. Лучше ссылка, каторга, чем пеньковая петля, причем не в отдаленном будущем, а вскоре. На вокзалах, дорогах из города стояли жандармские заставы. Выпускали только после тщательной проверки документов. Когда жандармы пришли с обыском и арестом обитателей на конспиративную квартиру на Тележную, дом 5, Николай Саблин покончил с собой, застрелившись. Арестовать удалось только беременную Гесю Гельфман. Каждый день арестованных допрашивали, выявляли других членов «Народной воли». Аресты шли каждый день – десятками. Были арестованы и помещены во внутреннюю тюрьму жандармерии Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов, Софья Перовская, Григорий Исаев, Николай Суханов, Аркадий Тырков, Елизавета Оловенникова, Иван Емельянов и десятки других.
Всех допрашивали. Дело о цареубийстве рассматривали в Особом присутствии Правительственного Сената с 23 по 29 марта. Избежать арестов сумели немногие, выбравшись из Петербурга ночью, тропинками, а кто на ялике по заливу.
Подсудимыми были А. И. Желябов, С. П. Перовская, Н. И. Кибальчич, Т. М. Михайлов, И. И. Рысаков, Г. М. Гельфман.
В вину им ставили убийство царя, девяти человек из царской свиты и одиннадцати гражданских лиц из числа посторонних. При первом взрыве бомбы Рысакова смертельное ранение получил казак Александр Маленчев. Его успели доставить в Придворно-конюшенный госпиталь, где он умер через десять минут. Так же был убит крестьянский мальчик 14 лет, Николай Захаров. Мальчик из мясной лавки, который скончался от ран 3 марта в двенадцать часов пополудни. При втором взрыве, от бомбы, брошенной Гриневецким, был смертельно ранен государь и сам бомбист Гриневецкий, казаки и гражданские лица. Гриневецкий был серьезно ранен в ноги и живот, потерял сознание и, будучи доставлен в Придворно-конюшенный госпиталь, умер в тот же день в половине одиннадцатого вечера.
Желябов на суде от услуг адвоката отказался, разразился пламенной революционной речью. Суд приговорил всех к смертной казни через повешение. Ввиду беременности Гельфман казнь отложили до рождения ребенка. Затем заменили ее бессрочной каторгой, но Геся вскоре умерла.
