Мы оказываемся в помещении, залитом светом свечей.
Я зачарованно оглядываюсь. На каждой стене висят зеркала, и я одно за другим вижу свои отражения – множество моих двойников в синих платьях растянулись бесконечной чередой. Много раз стояла я в этой комнате и видела беспорядок и плотницкие инструменты. Я даже и представить себе не могла, что это помещение может быть таким – сияющий свет, зеркала и…
Альков.
Красные бархатные занавески скрывают помещение, которое еще недавно в современном доме было отгорожено стеной. Что там, за этими занавесками?
– Ты напугана, – замечает капитан.
– Нет. – Я тяжело сглатываю, а потом признаюсь: – Да.
– Но все равно покоришься?
Я поднимаю на него изучающий взгляд. Вот мужчина, которого я видела на портрете: разметанные ветром волосы, лицо, словно высеченное из гранита. Но теперь мне видно куда больше, чем может открыть портрет. В его глазах горит голодный огонек, предупреждающий об опасных аппетитах. Я еще могу отступить. Могу выбежать из этой комнаты, из этого дома.
Но я этого не делаю. Мне хочется узнать, что будет дальше.
– Я покорюсь, – отвечаю я.
От его улыбки меня пробирает дрожь. Теперь вся власть у него, я перед ним так же наивна и беспомощна, как шестнадцатилетняя Иония, девственница в руках человека, чьи желания и страсти вот-вот прорвутся наружу. Он гладит мое лицо тыльной стороной ладони, и прикосновение это настолько нежное, что я закрываю глаза и вздыхаю. Опасаться нечего. Можно ждать и предвкушать.
Подтолкнув меня к алькову, он отодвигает занавеску, открывая то, что прячется за ней, – кровать, застеленную черным шелком. Но мое внимание привлекает не она, а то, что висит на каждом из четырех дубовых столбиков.
Кожаные манжеты.
Капитан хватает меня за плечи – и я навзничь падаю на кровать. Мое платье разметалось по белью – шелк на шелке, синее на переливающемся черном. Не говоря ни слова, Броуди оборачивает один кожаный наручник вокруг моего правого запястья, затягивает его настолько крепко, что у меня нет никакой надежды выскользнуть и освободиться. Он обходит кровать, чтобы зафиксировать мое правое запястье, и двигается с неумолимой быстротой. В первой момент я напугана, потому что его глаза горят неистовым огнем. Я полностью в его власти и не в силах его остановить.
Он приближается к изножью кровати, откидывает подол моего платья и так внезапно хватает меня за ногу, что я вскрикиваю. Через несколько секунд кожаная манжета уже крепко обвивает мою лодыжку. Теперь у меня свободна только одна нога. При всем желании я не смогла бы вырваться. Я связана и беспомощна – и тут он надевает последнюю манжету мне на лодыжку и прикрепляет ее к столбику кровати. Я распростерта на кровати – сердце барабанит в груди – и жду, что произойдет дальше.
Мгновение он просто стоит у изножья, наслаждаясь зрелищем. Его возбуждение очевидно, однако он не спешит просто-напросто воспользоваться моей беспомощностью, а вместо этого пожирает глазами мое связанное тело и смятое платье. С его губ не слетает ни единого слова, и само по себе молчание – изощренная пытка.
Он наклоняется и вытаскивает из сапога нож.
Я в страхе наблюдаю за тем, как Броуди разглядывает лезвие в свете свечи, всматривается в слабый отблеск на металле. Без всякого предупреждения капитан берется за горловину моего платья и разрезает ткань до самой юбки. Затем разрывает испорченное платье, обнажая мою плоть, и отбрасывает в сторону нож. Чтобы напугать меня, нож не нужен, довольно единственного взгляда, обещающего одновременно и наслаждение, и наказание. Я вздрагиваю, когда капитан склоняется надо мной и принимается гладить мое лицо. Его пальцы скользят вниз по моей шее, груди и животу. Он улыбается, добравшись до ложбинки между ног.
– Ты прикажешь прекратить?
– Нет. Я не хочу, чтобы ты прекращал. – Я со стоном закрываю глаза. – Я хочу продолжения. Я хочу тебя.
– Даже если из-за этого будешь кричать?
Я распахиваю глаза:
– Кричать?
– А разве не этого ты хочешь? Чтобы тобой овладели, чтобы наказали? – В мерцании свечей его улыбка внезапно кажется жестокой. Сатанинской. – Я знаю, чего ты жаждешь Эйва. Я знаю о твоих самых темных, самых постыдных желаниях. Я знаю, чего ты заслуживаешь.
«Боже мой, неужели все это происходит со мной? Неужели все это на самом деле?»
Однако мужчина, который снимает свою сорочку и бриджи, куда как реален и внушителен. А теперь я ощущаю его вес – вес настоящего мужчины, который прижимает меня к кровати. Мои бедра невольно приподнимаются навстречу – пусть я страшно напугана его силой, жажда наслаждений отбросила меня туда, откуда нет пути назад. Он не дал мне возможности подготовиться – бешеным рывком он проникает в меня глубоко-глубоко.
– Борись со мной, – велит он.
Я кричу, но никто не слышит – кругом никого. На мили от этого одинокого, овеваемого ветрами дома нет ни души.
– Борись со мной!
Я смотрю вверх, в его глаза, горящие бешеным огнем. Так вот в какую игру он играет! В завоевание и покорение. Ему не хочется, чтобы я сдалась, он жаждет, чтобы я сопротивлялась. И была побеждена.
Я изворачиваюсь под ним, пытаюсь брыкаться, двинуть то левой ногой, то правой. Борьба только усиливает его возбуждение, и он погружается еще глубже.
– Ведь этого ты хочешь, верно?
– Да, – со стоном отвечаю я.
– Чтобы тобой овладели. Чтобы подчинили.
– Да…
– Чтобы быть ни в чем не повинной.
Я больше не могу с ним сражаться, потому что уже проиграла в этой игре. Растворилась в фантазии полного подчинения. Моя голова откидывается, и его губы прижимаются к моей шее, а щетина царапает горло. Я кричу – это наполовину всхлип, наполовину вопль, – и по моему телу прокатываются восхитительные волны. Он издает победный рык и замирает в изнеможении; его тело настолько тяжелое, что я не в силах пошевельнуться, не в силах вздохнуть.
Наконец он поднимает голову. Я смотрю в его глаза, которые всего мгновение назад горели от похоти, одновременно пугали и возбуждали меня. Теперь передо мной совершенно другой человек. Он спокойно снимает манжеты с моих запястий и лодыжек. Потирая онемевшие руки, я не могу поверить своим глазам. Куда подевался неистовый зверь, напавший на меня? Он совершенно переменился. Спокойный, сдержанный. И даже нежный.
Взяв меня за руку, он помогает мне подняться. Мы стоим друг против друга, обнаженные, будто выставленные напоказ, однако, заглянув в его глаза, я ничего не могу в них прочесть. Словно смотрю на портрет.
– Теперь ты знаешь мою тайну, – говорит он. – Как я знаю твою.
– Твою тайну?
– Мои нужды. Мои желания. – Он проводит пальцем по моей ключице, и я вздрагиваю. – Напугал я тебя?
