Шарлотта, я поселилась в Вахте Броуди после Вашего отъезда. Вы оставили здесь кулинарную книгу и этот роскошный шарф; я уверена, что Вы хотите вернуть их.
Мне бы очень хотелось поговорить с Вами об этом доме и о Вашей жизни здесь. Дело в том, что я пишу, и эти сведения, несомненно, пригодятся мне для новой книги. Удобно ли будет побеседовать по телефону? Я могла бы позвонить Вам.
Приписав номер своего телефона и электронный адрес, я запечатываю конверт. Завтра его отправят.
Сегодня я берусь за мытье плиты, кормежку Ганнибала (опять) и новую главу книги – на этот раз про рыбные пироги. Чем ближе вечер, тем чаще думаю о посылке для Шарлотты. Я вспоминаю, что еще она оставила в этом доме. Бутылки виски (которые я давным-давно выпила, так что спасибо большое). Шарф. Один шлепанец. Экземпляр «Радости приготовления пищи», подписанный ее именем. Эта книга меня особенно озадачивает. Забрызганные жиром страницы свидетельствуют, что она была верным другом хозяйки, и у меня в голове не укладывается, как так – забыть одну из своих драгоценных кулинарных книг!
Я закрываю ноутбук и понимаю, что даже не задумалась об ужине. Неужели впереди снова долгая ночь в ожидании капитана? Я представляю себе, что прошло уже и десять, и двадцать лет, а я все живу одна в этом доме и надеюсь хотя бы на мимолетную встречу с мужчиной, которого никто не видел, кроме меня. Сколько ночей, сколько лет придется мне ждать его – в компании очередного кота или кошки?
Подняв глаза на часы, я вижу, что уже семь. Сейчас в центре городка, в галерее «Стеклышки» люди пьют вино и любуются произведениями искусства. Они разговаривают – но не с мертвецами, а с живыми.
Прихватив сумочку, я выхожу из дома, чтобы присоединиться к любителям живописи.
15
Сквозь окна галереи «Стеклышки» мне видны нарядные посетители, потягивающие шампанское из бокалов. Посреди зала сидит, перебирая струны арфы, женщина в длинной черной юбке. Я не знаю никого из этих людей, да и одета не так торжественно. Может, снова сесть в машину и отправиться домой? Но тут я замечаю в толпе Неда Хаскелла. Ну конечно, ведь в витрине галереи его имя значится в числе других художников. Нед явился в своих неизменных синих джинсах, хотя по такому торжественному случаю решил облагородить свой облик парадной белой рубашкой. И что вы думаете, стоит мне увидеть знакомое лицо, как я отметаю все колебания и устремляюсь в галерею!
Перешагнув порог, я для храбрости делаю глоток из бокала и, пробираясь сквозь толпу, направляюсь прямиком к Неду. Он стоит возле витрины с резными изображениями птиц – каждое на отдельной подставке. Я знать не знала, что мой плотник на самом деле художник, да еще какой! У каждой птицы Неда – свой причудливый характер. Императорский пингвин запрокинул голову и что-то кричит в небеса, широко разинув клюв. Тупик держит по рыбе под каждым крылом и смотрит сердито: «Попробуйте-ка отнимите их у меня!» Эти деревянные птицы очень забавны, и внезапно Нед предстает передо мной в новом свете. Он не просто умелый плотник, а еще и художник с поразительным воображением! В окружении элегантных гостей он явно чувствует себя не в своей тарелке и несколько испуган вниманием своих почитателей.
– Я впервые слышу о вашем таланте, – говорю ему я. – Вы работали у меня несколько недель, но так ни разу и не признались, что вы художник.
Он застенчиво пожимает плечами:
– Это один из моих секретов.
– Может, мне следует выведать еще какой-нибудь?
Даже в пятьдесят восемь Нед все еще умеет краснеть, что, на мой взгляд, просто очаровательно! Я вдруг понимаю, как мало на самом деле знаю о нем. Есть ли у него дети? Он говорил, что ни разу не был женат, и мне становится интересно, какую роль играли женщины в его жизни. Как искусный работник по дереву, он проявил себя сполна, но не рассказывал о себе ничего личного.
В этом смысле мы с ним похожи куда больше, чем ему кажется.
– Я слышала, что ваши работы продаются и в Бостоне.
– Да, тамошняя галерея называет их деревенским искусством или как-то в этом духе. Я так и не понял, комплимент это или повод для драки.
Я оглядываю гостей, которые пьют шампанское:
– Здешний народ не назовешь деревенским.
– Нет, большинство приехало из Бостона.
– Я слышала, что доктор Гордон тоже выставил здесь несколько картин.
– В другом зале. Одну он уже продал.
– Я понятия не имела, что он тоже художник. Еще один человек со скрытым талантом.
Обернувшись, Нед смотрит в другой конец зала.
– Люди – они очень сложные, Эйва, – тихо говорит он. – Иногда то, что на поверхности, не соответствует действительности.
Я бросаю взгляд в ту сторону и вижу, что в галерею входит Донна Бранка. Она тянется за шампанским. Наши глаза встречаются, и на мгновение ее рука застывает над подносом с напитками. Затем Донна подносит бокал к губам, нарочито медленно делает глоток и исчезает, смешавшись с толпой.
– Донна Бранка и Бен Гордон… между ними… гм… что-то есть? – спрашиваю я у Неда.
– «Что-то есть»?
– Ну то есть они встречаются?
Он смотрит на меня, нахмурившись:
– А почему вы спрашиваете?
– Она, кажется, разозлилась, увидев нас с Беном вместе несколько дней назад.
– А вы с ним встречаетесь?
– Бен вызывает у меня чисто человеческий интерес. Он был так добр, что приехал ко мне на вызов, когда я потеряла сознание на прошлой неделе.
Нед долго молчит в ответ, и я уже начинаю опасаться: вдруг я, чужой здесь человек, по незнанию подняла какую-то запретную тему? В таком маленьком городке, как Такер-Коув, жители знают друг друга настолько хорошо, что каждый новый роман, видимо, кажется наполовину инцестом.
– По-моему, у вас есть парень в Бостоне.
– Какой парень?
– Я слышал как-то, что вы говорили с человеком по имени Саймон. Я решил…
Я рассмеялась:
– Это мой редактор. И он в браке с чудесным мужчиной по имени Скотт.
– Ох…
– Так что он точно не кандидат.
Нед смотрит на меня с интересом:
– А вы ищете кандидата?
Я оглядываю мужчин в зале – некоторые очень привлекательны, все полны жизни. В последний раз я ощущала интерес к противоположному полу много месяцев назад, и в течение этого времени все мои желания пребывали в спячке.
– Возможно.
Я беру новый бокал шампанского и направляюсь в соседний зал, обходя женщин в маленьких черных платьях. Как и они, я приехала сюда на лето, однако среди них чувствую себя изгоем. Я и не жительница Мэна, и не коллекционер искусства, я отношусь к отдельно взятой категории – дама-кошатница из дома с привидением. Поскольку я не ужинала, шампанское ударило мне в голову, а потому зал кажется слишком шумным, а освещение слишком ярким. И здесь слишком много произведений искусства. Я осматриваю стены, останавливая взгляд на грязноватых абстракциях и огромных фотографиях ретроавтомобилей. Я искренне надеюсь, что творения Бена Гордона не вызовут у меня отвращения, потому что врать я не умею и не смогу фальшиво восхищаться чьей-то работой. Затем замечаю характерный красный кружок на раме одной из картин, указывающий, что она продана; при ближайшем рассмотрении мне становится ясно, почему неизвестный покупатель выложил за нее две с половиной тысячи долларов. На полотне запечатлено неспокойное море – мечущиеся волны, тревожная полоса штормовых туч на горизонте. Подпись автора – «Б. Гордон» – почти не видна, затерялась среди зеленых вихрей воды.
