Я не сразу осознала важность его слов.
– Это вы о Шарлотте Нильсон? Вы встречались с ней?
– Она тоже приезжала ко мне. Я подумал, возможно, она хочет купить дом, но нет – она расспрашивала о его истории. О том, кто жил в нем и что с этими людьми случилось.
Мои предплечья внезапно покрылись гусиной кожей. Я воображаю Шарлотту, женщину, с которой ни разу не встречалась: вот она сидит в этой же самой комнате, возможно, на том же диване и ведет такую же беседу с профессором Шербруком. Я не просто поселилась в том же доме, что и она, но еще и практически иду по ее стопам, словно я призрак Шарлотты, повторяющий ее последние шаги на этом свете!
– Ей не нравилось там жить? – спрашиваю я.
– Она сказала, что дом ее нервирует. Утверждала, будто за ней наблюдает нечто, и хотела повесить занавески в спальне. Трудно даже представить, что такая психопатка может работать учительницей.
– За ней наблюдает нечто? Она употребила именно это слово?
– Видимо, слышала о пресловутом призраке, и поэтому в каждом скрипе половицы ей чудилось что-то сверхъестественное. Я не удивился, когда узнал, что она внезапно уехала.
– Как оказалось, у нее были причины нервничать. Я полагаю, вы знаете, что ее убили.
Он пожимает плечами с возмутительным равнодушием:
– Да. Это очень печально.
– А слышали ли вы, кто стал главным подозреваемым? Человек, которого вы наняли работать в доме.
– Я знаю Неда не один десяток лет. Видел его каждое лето, когда приезжал навестить тетушку, и у меня никогда не было причин не доверять ему. Так я и сказал Шарлотте.
– Она тревожилась из-за него?
– Не только. Ее беспокоило многое. Уединенность. Отсутствие занавесок. Даже сам городок. Ей казалось, что его жители не слишком-то откровенны с чужаками.
Я думаю о собственном опыте в Такер-Коуве. Вспоминаю судачащих дамочек в продуктовом магазине и холодную, деловую Донну Бранку. Я размышляю о Джесси Инман и о том, почему обстоятельства ее смерти не попали в местную газету. И о Шарлотте, чье исчезновение никого не волновало до тех пор, пока я не начала задавать вопросы. Обычному туристу Такер-Коув покажется, наверное, самобытным и живописным, не более, однако здесь скрыто много тайн, и они защищены от посторонних глаз.
– Надеюсь, вы не собираетесь уехать из-за всего этого, – говорит Шербрук. – Вы ведь остаетесь?
– Не знаю.
– Ну, за такие деньги вам не удастся найти ничего похожего на Вахту Броуди. Это великолепный дом в популярном городке.
А еще это таинственный дом в таинственном городке. Впрочем, тайны есть у каждого. И мои зарыты глубже иных.
24
Некоторое время спустя я захожу в приемную Бена. Посетителей нет. Администратор Вилетта улыбается мне в окошко и поднимает стеклянную перегородку.
– Здравствуйте, Эйва. Как заживает ваша рука? – спрашивает она.
– Она совершенно здорова благодаря доктору Гордону.
– Знаете, кошки являются переносчиками множества болезней – вот почему я предпочитаю канареек. – Она, прищурившись, заглядывает в журнал посещений. – Разве доктор Гордон ожидает вас сегодня? Я что-то не вижу вашего имени в его расписании.
– Я не записывалась на прием. Понадеялась, что у него будет свободная минутка поговорить со мной.
Дверь открывается, и Бен высовывает голову в приемную:
– Мне показалось, я слышу ваш голос! Пойдемте в мой кабинет. На сегодня я окончил работу и теперь просто подписываю отчеты из лаборатории.
Я иду за Беном по коридору, мимо кабинетов для осмотра – в его личный кабинет. Раньше я там не бывала, и, пока Бен снимает белый халат и усаживается за дубовый стол, я оглядываю вставленные в рамку дипломы и фотографии его отца и деда – предыдущие поколения Гордонов в белых халатах и со стетоскопами. Тут висит и одна из написанных маслом картин Бена – без рамы, будто это временное украшение, которое скоро снимут. Я узнаю́ пейзаж, потому что этот каменистый выступ я видела и на других работах Гордона.
– Тот самый пляж, что ты писал раньше?
Он кивает:
– Ты очень наблюдательна. Да, мне нравится именно этот пляж. Он тихий и уединенный, и там никто не мешает мне рисовать. – Бен откладывает лабораторные отчеты в корзинку для исходящих документов и полностью сосредоточивает свое внимание на мне. – И чем же я могу помочь тебе сегодня? Неужели на тебя снова напал твой свирепый кот?
– Дело вовсе не во мне. А в том, что произошло много лет назад. Ты ведь вырос в этом городке?
Он улыбается:
– Я здесь родился.
– Значит, история Такер-Коува тебе известна.
– Ну, скажем, недавняя история. – Он смеется. – Я не настолько стар, Эйва.
– Но достаточно стар, чтобы помнить женщину по имени Аврора Шербрук?
– Я помню ее очень смутно. Когда она умерла, я был еще ребенком. Это произошло примерно…
– Тридцать три года назад. Тогда практику вел твой папа. Был ли он ее врачом?
Нахмурившись, Бен некоторое время изучающе смотрит на меня:
– Почему ты спрашиваешь об Авроре Шербрук?
– Для книги, которую пишу. Вахта Броуди занимает в ней все больше и больше места, и я хочу знать историю дома.
– Но Аврора-то тут при чем?
– Она жила в этом доме. И умерла в нем. Это часть его истории.
– Значит, именно поэтому тебя интересует судьба госпожи Шербрук?
Его вопрос, произнесенный так тихо, заставляет меня умолкнуть. Я перевожу взгляд на стопки лабораторных отчетов и историй болезни, лежащих у него на столе. Он человек с научным образованием, который имеет дело с фактами, и я знаю, как он отреагирует, если я расскажу ему о настоящей причине своих расспросов.
– Ладно. Это не важно. – Я встаю, собираясь уходить.
– Эйва, подожди. Все, что ты хочешь сказать, важно для меня.
– Даже если это полностью противоречит науке? – Я оборачиваюсь к нему. – Даже если это покажется тебе всего-навсего суеверием?
– Извини. – Он вздыхает. – Давай начнем этот разговор заново. Ты спросила об Авроре Шербрук и о том, был ли мой отец ее врачом. И в ответ на это я могу сказать: да, был.
– Осталась ли у тебя в архивах история ее болезни?
– Нет, поскольку пациент умер очень давно.
– Я понимала, что прошло очень много времени, но все равно решила спросить. Спасибо. – И я снова отвернулась, собираясь уйти.
– Но это ведь не для книги, да?
Я останавливаюсь в дверях: мне хочется выложить все как есть, но я боюсь его реакции.
