– Мы слишком разные.
– Но ведь проблема не в этом? – спрашивает он. Тон его изменился, и мне совсем не нравится то, что я слышу. – Ты просто ищешь способ сказать, что я недостаточно хорош для тебя.
– Я хотела сказать совсем другое.
– Но для меня это звучит именно так. Ты такая же, как остальные. Как все… – Он умолкает, отвлекаясь на звонок мобильного. Пошатнувшись, встает, чтобы достать телефон из кармана брюк. – Доктор Гордон, – резко отвечает он.
Бен отвернулся от меня, но я вижу, как напряглись мышцы на его обнаженной спине. Разумеется, он уязвлен. Он в меня влюбился, а я его отвергла. И в этот тяжелый момент ему еще приходится разбираться с проблемой в больнице.
– Вы уже начали вливание? И как сейчас выглядит его ЭКГ?
Пока он разговаривает, я, собрав свои вещи, молча одеваюсь. Желание, которое нахлынуло на меня раньше, теперь окончательно остыло, и сейчас мне неловко, что он видит меня голой. Когда Бен заканчивает разговор, я, уже полностью одетая, чинно сижу на кровати в надежде, что мы оба забудем то, что было между нами.
– Прости, у моего пациента инфаркт, – говорит он. – Я должен ехать в больницу.
– Конечно.
Натянув рубашку, он быстро застегивает пуговицы.
– Не знаю, сколько я там пробуду. Возможно, несколько часов, так что, если проголодаешься, не стесняйся и загляни в холодильник. Там есть половина жареной курицы.
– Я справлюсь, Бен. Спасибо.
Он задерживается у двери и поворачивается ко мне:
– Прости, я был слишком самонадеянным, Эйва. Просто я подумал, что ты чувствуешь то же, что и я.
– Я не знаю, что я чувствую. Я запуталась.
– Значит, когда я приеду домой, нам нужно выяснить это. Нам необходимо все уладить.
Но тут нечего улаживать, думаю я, слушая, как он спускается по лестнице, выходит из дома и захлопывает за собой дверь. Между нами так и не вспыхнула искра, а мне важнее всего чувствовать именно это. Глядя в окно, я с облегчением наблюдаю, как он уезжает. Мне нужно побыть одной и решить, что я скажу, когда он вернется.
Я собралась было отвернуться от окна, как мимо с грохотом проехала еще одна машина. Этот серый грузовичок на удивление знаком мне, так как парковался на моей подъездной аллее каждый рабочий день. Неужели Нед Хаскелл работает где-то поблизости? Взволнованная его появлением, отступаю от окна, а грузовичок Неда исчезает за углом.
Я спускаюсь, радуясь, что Генри крутится у моих ног, стуча когтями по деревянному полу. С чего вдруг я завела кота? Ведь могла бы взять вот такого же Генри, пса, единственный смысл жизни которого – защищать и радовать своего хозяина. А тем временем негодник Ганнибал рыщет где-то, как и полагается котяре вроде него, и снова усложняет мне жизнь.
Оказавшись в кухне, я заглядываю в холодильник – и точно: там лежит половина жареной курицы, однако аппетита у меня нет. Единственное, чего мне хочется, – это бокал вина, и я нахожу уже откупоренную бутылку шардоне. Ну что ж, вполне хватит для начала. Я выливаю вино в бокал и, потягивая, принимаюсь бродить по гостиной; Генри сопровождает меня. Тут есть чем полюбоваться: на стенах висят четыре картины маслом. Это работы Бена – и я в очередной раз поражаюсь его мастерству. Один и тот же пляж изображен на всех четырех полотнах, но на каждом из них запечатлено разное настроение. На первом – летний день, вода отражает яркие осколки солнечного света. На песке брошен красный клетчатый плед – его складки сохраняют очертания двух лежавших на нем людей. Может, здесь были влюбленные, которые отправились поплавать? Я почти физически ощущаю жар солнца, чувствую соленый морской бриз.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на второй пейзаж. Тот же пляж, с высокой щербатой скалой справа, однако осень уже окрасила листву в сочные красные и желтые тона. На песке лежит тот же самый помятый клетчатый плед, по нему разбросаны опавшие листья. Где же влюбленные? Неужели они просто забыли плед на пляже?
На третьем холсте уже наступила зима. Зловеще-черная вода, заснеженный пляж. Из-под снежного покрова выглядывает уголок пледа – пугающе-красная заплатка на белом фоне. Влюбленной пары нет, место летнего рандеву давно заброшено.
Я разглядываю четвертую картину. Пришла весна. Деревья оделись яркой зеленью, на заросшей травой прогалине расцвел одинокий одуванчик. Я понимаю, что это полотно замышлялось как последнее в цикле, потому что на песке лежит красный клетчатый плед, превращенный художником в истерзанный символ запустения. Ткань забрызгана грязью, засыпана веточками и листьями. Радости, которые были пережиты когда-то на этом клетчатом куске материи, давным-давно забыты.
Я представила себе, как Бен, установив на этом пляже свой мольберт, пишет пейзаж снова и снова, наблюдая за сменой времен года. Что же так притягивало художника к этому месту? Уголок ярлычка выглядывает из-под рамы. Я вынимаю его и читаю: «Коричный пляж. № 4 в серии».
Почему это название кажется таким знакомым? Я уверена, что уже слышала его, и произносил эти слова женский голос. И тут я вспоминаю. Это была Донна Бранка, объяснявшая, почему подозрение пало на Неда Хаскелла. Она рассказывала о женщине, которая пропала шесть или семь лет назад. В грузовичке Неда увидели ключи от ее дома, и он заявил, что нашел их на Коричном пляже.
И именно этот пляж постоянно появляется в работах Бена. Возможно, это просто совпадение. В уединенную бухточку наверняка наведывались и другие, чтобы позагорать на песке.
Пес заскулил, и я, вздрогнув от этого звука, опускаю взгляд ниже. Мои руки холодеют.
Сквозь дверной проем гостиной я замечаю мольберт и холст. Переходя в другую комнату, ощущаю запах скипидара и льняного масла. У окна установлена очередная картина Бена, пока находящаяся в работе. Это все еще эскиз – набросок сценки в порту, ожидающий момента, когда художник вдохнет в него жизнь и цвет. К стене прислонены десятки уже завершенных полотен – наверное, ждут, когда их обрамят. Быстро просматриваю ряд картин: корабли, бороздящие морской вал, маяк, на который накатываются штормовые волны… Затем перехожу к другой стопке холстов. Коричный пляж и пропавшая женщина не идут из головы и все еще беспокоят меня. Донна говорила, что эта женщина была туристкой, которая снимала домик неподалеку от пляжа. После ее исчезновения все решили, что она пошла поплавать и утонула, но, когда ключи от дома обнаружились на приборной панели машины Неда, подозрение пало на него… Точно так же, как сейчас на Неда пытаются повесить убийство Шарлотты Нильсон.
Я смотрю на последний холст в стопке и замираю – волоски у меня на руках внезапно приподнимаются, и тело покрывается гусиной кожей. Я вижу изображение моего дома.
Картина еще не окончена: фон у нее темно-синий, детали не прописаны и видны фрагменты пустого холста, но этот дом, без сомнения, Вахта Броуди. Ночь окутала здание тенью, и башенка вырисовывается черным силуэтом на фоне неба. Только одно окно ярко освещено – окно моей спальни. Там стоит женщина – темная фигура, подсвеченная сзади.
